Сто лет и чемодан денег в придачу

— Так и знал, что все снова выедет на политику, — сказал Аллан.

— От этого иной раз нелегко отвертеться, когда ты президент США, — сказал Гарри Трумэн.

В общем, покамест в борьбе между Гоминьданом и коммунистами наступило затишье, поскольку и те и другие заняты в Маньчжурии до некоторой степени общим делом. Но японцы того и гляди накроются, и тут китайцы наверняка опять примутся за гражданскую войну.

— А ты почем знаешь, что японцы накроются? — удивился Аллан.

— Уж кто-кто, а ты-то мог бы и сам сообразить, — ответил Трумэн и тут же сменил тему.

Президент продолжил очень долгий и скучный для Аллана рассказ о развитии событий в Китае. Разведданные свидетельствуют, что успех в гражданской войне — на стороне коммунистов, а Управление стратегических служб вообще поставило под вопрос военную стратегию Чан Кайши. Судя по всему, Чан Кайши прежде всего стремится сохранить контроль над городами, в то время как деревня остается открытой для распространения коммунизма. Правда, лидера коммунистов, Мао Цзэдуна, американские агенты скоро уберут, но есть явный риск, что его идеи успеют найти поддержку у населения. И жена самого Чан Кайши, эта настырная Сун Мэйлин, считает, что пора что-то делать. Она вообще разрабатывает альтернативную военную линию, параллельную мужниной.

Президент стал рассказывать про эту параллельную линию, но Аллан уже не слушал. Вместо этого он рассеянно разглядывал Овальный кабинет, подумал, что окна тут, видно, пуленепробиваемые, заинтересовался, куда может вести вон та дверь слева, отметил, что огромный ковер на полу, наверное, непросто выстирать, если вдруг… И в конце концов почувствовал, что пора остановить президента, пока тот не начал задавать контрольные вопросы и проверять, насколько Аллан понял сказанное.

— Ты извини, Гарри, но мне-то что, по-твоему, нужно делать?

— Так я же говорю — надо положить конец коммунистической активности в деревне…

— Но мне-то что, по-твоему, нужно делать?

— Сун Мэйлин давит теперь на нас, требует увеличить помощь вооружением, причем в полной боевой комплектации.

— Но мне-то что, по-твоему, нужно делать?

Когда Аллан в третий раз задал свой вопрос, президент замолчал, словно беря разбег для того, чтобы продолжить. А затем сказал:

— Я хочу, чтобы ты поехал в Китай взрывать мосты.

— Ну нет бы сразу сказать! — просиял Аллан.

— Взрывать как можно больше мостов и уничтожать как можно больше коммунистов…

— Приятно будет повидать новую страну, — сказал Аллан.

— Я хочу, чтобы ты обучил бойцов Сун Мэйлин искусству взрывать мосты и чтобы…

— Когда мне выезжать?

~~~

Аллан был не только взрывником, неожиданно для себя успевшим по пьяному делу подружиться с будущим американским президентом; вдобавок к этому он был еще и шведом.Имей он хоть мало-мальский интерес к политической игре, он бы, пожалуй, спросил у президента, отчего именно его, Аллана, выбрали для данной миссии. И президент на самом деле был готов к этому вопросу и честно ответил бы, будь тот задан, что США не годится открыто осуществлять одновременно два параллельных и, возможно, взаимоисключающих проекта военной помощи Китаю. Официально поддержка оказывалась только Чан Кайши и его партии Гоминьдан. Однако теперь потихоньку шла подготовка другого проекта, снаряжался корабль с оборудованием для широкомасштабного взрывания мостов — по заказу и настоянию жены Чан Кайши, этой красавицы и (по мнению президента) гадюки, наполовину американизованной Сун Мэйлин. Хуже того. Трумэн совсем не исключал, что все это было обговорено заранее, за чашкой чая у миссис Элеоноры Рузвельт. Вот ведь каша заварилась, сам черт не разберет! Зато теперь президенту достаточно познакомить Аллана Карлсона и Сун Мэйлин — и можно выкинуть наконец это дело из головы.

Следующее дело было вообще чистой формальностью, ведь решение Трумэн уже принял. Тем не менее теперь требовалось, так сказать, нажать на кнопку. На острове к востоку от Филиппин экипаж Б-52 только ждал президентского приказа. Все испытания прошли успешно, никакой осечки быть не может.

Завтра — 6 августа 1945 года.

~~~

Радость Аллана Карлсона оттого, что наконец начнется что-то новенькое, после первой встречи с Сун Мэйлин изрядно померкла.

Согласно инструкции Аллану предстояло самому явиться в ее роскошный номер в вашингтонском отеле. Пробравшись через два ряда охраны, он встал перед названной дамой, протянул руку и сказал:

— Здрассте, мэм, меня зовут Аллан Карлсон.

Сун Мэйлин не пожала ему руки. Вместо этого она указала на кресло.

— Сидеть! — сказала Сун Мэйлин.

За годы жизни Аллана кем только не именовали, от умственно неполноценного до фашиста, но вот собакой —ни разу. Он подумал было обратить внимание дамы на неподобающий тон, но решил сначала поглядеть, что будет дальше. К тому же и кресло с виду удобное.

Как только Аллан сел, Сун Мэйлин приступила к самому неприятному, что только есть на свете, — к политическому докладу. При этом руководителем всей операции она называла президента Рузвельта, что Аллана немного удивило — как может человек командовать боевыми действиями с того света?

Тем временем Сун Мэйлин призывала остановить коммунистов, помешать этому шуту гороховомуМао Цзэдуну отравлять своим политическим ядом провинцию за провинцией и — к изумлению Аллана — заявила, что Чан Кайши в этом деле ровным счетом ничего не смыслит.

— А что у вас с ним вообще за отношения? — поинтересовался Аллан.

Сун Мэйлин отрезала, что всякой сраниэто не касается. Карлсон прикомандирован к ней президентом Рузвельтом как непосредственный подчиненный и отныне пусть отвечает, только когда к нему обращаются, а в остальное время помалкивает.

Злиться Аллан никогда не злился, он, казалось, вообще на это не был способен, но тут не утерпел и высказался в ответ:

— Последнее, что я слыхал о президенте Рузвельте, — это то, что он умер, а если бы тут что-то изменилось, то в газетах бы написали. Сам я во всем этом участвую только потому, что меня попросил президент Трумэн.Но если мэм и дальше собирается так злобиться, то лучше я плюну на это дело. В Китай можно съездить как-нибудь в другой раз, а мостов я уже понавзрывал столько, что с меня, пожалуй, хватит, и даже лишку будет.

Сун Мэйлин не сталкивалась с тем, чтобы ей перечили, с тех самых пор, как мать попыталась помешать ее свадьбе с буддистом,но это было много лет назад. К тому же матери пришлось потом еще прощения просить — ведь именно этот брак открыл дочери дорогу на самый верх.

А тут Сун Мэйлин пришлось призадуматься. Прежде все американцы дрожали как осиновый лист, стоило ей небрежно упомянуть о своих близких друзьях, мистере и миссис Рузвельт, президентской чете. Ну и как ей теперь прикажете общаться с этим вот человеком, если не так же, как со всеми остальными? Кого ей подсуропил этот балабол Трумэн?

Сун Мэйлин была, разумеется, не из таковских, кто якшается с кем попало, но теперь цель перевешивала принципы. Поэтому Сун Мэйлин сменила тактику.

— Мы же забыли толком поздороваться, — сказала она и протянула руку на европейский манер. — Но лучше поздно, чем никогда!

Аллан был незлопамятен. Он пожал ей руку и улыбнулся снисходительной улыбкой. Однако он вовсе не считал, что поздно — так уж непременно лучше, чем никогда. Вот, скажем, Алланов отец перешел на сторону царя Николая как раз перед самой русской революцией.

~~~

А всего через два дня Аллан вместе с Сун Мэйлин и двумя десятками человек ее личной гвардии вылетел в Лос-Анджелес. Там уже дожидался корабль, чтобы доставить их в Шанхай вместе со всем их динамитом.

Аллан понимал, что на таком маленьком судне вряд ли сумеет избежать общения с Сун Мэйлин в течение всей дороги через Тихий океан, так что не стоит и пытаться. А потому он с благодарностью занял предложенное ему постоянное место за капитанским столом. Преимуществом этого решения стал вкусный ужин, а недостатком — что Аллан и капитан ужинали не вдвоем, а в обществе Сун Мэйлин, которая, судя по всему, не могла говорить ни о чем, кроме политики.