Сто лет и чемодан денег в придачу

Все равно «шапка» получится драйвовая:

Пропавший

СТОЛЕТНИЙ МУЖЧИНА

подозревается

В ТРОЙНОМ УБИЙСТВЕ

~~~

В Клоккарегорде вечерело, настроение у всех было превосходное. Забавные истории сменяли одна другую. Общий энтузиазм вызвал Буссе, когда вытащил Библию и обещал рассказать, как ему, помимо собственной воли, пришлось прочитать ее от корки до корки. Аллан изумился — должно быть, к Буссе применили какую-нибудь дьявольскую пытку? — но все оказалось несколько иначе. Никто ни к чему Буссе не принуждал, нет — им двигало лишь собственное любопытство.

— Я тоже любопытен. Но не до такой же степени! — покачал головой Аллан.

Юлиус поинтересовался, не мог бы Аллан перестать перебивать Буссе, чтобы всем наконец послушать историю, и Аллан ответил, что, пожалуй, он это смог бы. И Буссе продолжал.

Однажды, несколько месяцев назад, он разговорился с приятелем, работающим на мусоросортировочной станции около Шёвде. Оба познакомились в свое время на ипподроме Аксевалла, где встречались, чтобы поглядеть, как рухнут их мечты во время очередного заезда V75 в их городе. Знакомец уже знал, что совесть Буссе располагает некоторым пространством для маневра и что сам Буссе всегда интересовался новыми источниками доходов. Так вот, только что грузовик привез полтонны книг, которые следует сжечь, поскольку их отсортировали как горючий материал, а не как литературу. Знакомому Буссе стало интересно, что это за литература, он распорол упаковку — и в руке у него оказалась Библия (ожидания у знакомца были совершенно другие).

— Но не какая-нибудь дешевка, — сказал Буссе и пустил томик по кругу, — а миниатюрное издание в переплете из натуральной кожи, с золотым обрезом и всякими примочками… Вон посмотрите-ка: иллюстрации, цветные карты, указатель…

— Вот дьявольщина, — восхитилась Прекрасная.

— В данном случае не совсем, — поправил ее Буссе, — но мысль, в общем, понятна.

Знакомец восхитился тогда не меньше, чем теперь друзья, и, вместо того чтобы жечь такую роскошь, позвонил Буссе и предложил потихоньку забрать все это со свалки в обмен на… ну, скажем, тысчонку за беспокойство.

Буссе тут же кинулся туда и уже в середине дня сгрузил в свой сарай полтонны Библий. Но как он ни крутил и ни вертел эти книги, никаких дефектов в них найти не смог. В какой-то момент он почувствовал, что сойдет с ума от любопытства. Тогда он уселся вечером у камина в гостиной и приступил к чтению, от «В начале сотворил…» и далее. На всякий случай, для сверки, он держал под рукой собственную конфирмационную Библию. Наверняка ведь где-то закралась опечатка — зачем бы иначе было выбрасывать такую красоту и… святыню?

Буссе читал и читал, вечер за вечером, прочел весь Ветхий Завет и перешел к Новому, сверяясь с конфирмационной Библией, — но все еще нигде не нашел ни одной ошибки.

И вот наконец однажды вечером он приступил к последней главе и дошел до последней страницы и последнего стиха.

Вот оно! Это была непростительная и непостижимая опечатка, из-за которой владелец тиража решил его сжечь.

Тут Буссе раздал по экземпляру каждому из присутствовавших, и все сами открывали последний стих — и заходились от хохота.

Буссе удовлетворился тем, что нашел опечатку, он не стал выяснять, как и откуда она взялась. Его любопытство было удовлетворено, к тому же он впервые со школы прочел эту книгу и заодно даже слегка уверовал. Не до такой, конечно, степени, чтобы считаться с Божьим мнением насчет бизнеса в Клоккаргорде или допускать присутствие Господа в момент заполнения налоговой декларации, — но во всех остальных отношениях Буссе предал свою жизнь в руки Отца, Сына и Святого Духа. Поскольку вряд ли у кого-нибудь из всех троих есть претензии, что Буссе в выходные дни стоит на рыночных площадях в Южной Швеции и торгует Библиями с ерундовой опечаткой. («99 крон штука! Господи, да это же, считай, даром!»).

Но если Буссе решил бы все-таки выяснить, откуда взялась эта опечатка, и вопреки всем реалистическим предположениям сумел бы найти ответ на этот вопрос, то смог бы, вдобавок ко всему сказанному, поведать своим друзьям следующее.

Некий полиграфист с окраины Роттердама пережил духовный кризис. Несколько лет назад его завербовали Свидетели Иеговы, но потом выгнали, поскольку он обнаружил и слишком громко озвучил тот удивительный факт, что Свидетели предрекали пришествие Христа уже не менее четырнадцати раз, с 1799 по 1980 год, — и поразительным образом все четырнадцать раз ухитрились ошибиться.

Тогда этот полиграфист пошел к пятидесятникам; ему понравилось учение о Страшном суде, он одобрял идею насчет окончательной победы Господа над злом, второго пришествия Иисуса (поскольку почитатели Пятидесятницы к тому же не устанавливали точной даты этого события) и того, что большая часть персонажей из прошлого самого полиграфиста, включая его отца, будет гореть в аду.

Но и новые единоверцы тоже указали полиграфисту на дверь. Причиной на сей раз стало то, что сборы за целый месяц неизвестно куда подевались, при том что находились на попечении полиграфиста. Тот начисто отрицал свою причастность к пропаже денег. К тому же разве христианство не предполагает прощения? И был ли у него выбор, когда его автомобиль сломался и понадобился новый, не то бы он без работы оказался?

Смертельно обиженный, полиграфист приступил к выполнению очередного заказа, причем по иронии судьбы в этот день ему предстояло отпечатать две тысячи Библий! К тому же заказ поступил из Швеции, где, насколько полиграфисту было известно, по-прежнему проживает его папаша, с тех пор как бросил семью, когда будущему полиграфисту было всего шесть лет!

Со слезами на глазах полиграфист верстал главу за главой в специальной полиграфической программе. И когда добрался до самой последней — Книги Откровения, — до него вдруг дошло. Как может Иисус хоть когда-нибудь вернуться на землю? Тут ведь всем вокруг правит зло! Оно раз и навсегда победило добро, так есть ли вообще смысл хоть в чем-нибудь? А Библия… это же просто смешно!

Вот так и случилось, что издергавшийся полиграфист добавил от себя еще один стих, самый последний в самой последней главе шведской Библии, прежде чем отправить ее в печать. Печатник уже неважно владел папашиным родным языком, но, по крайней мере, вспомнил один стишок, который, как ему показалось, тут будет очень в тему. Вот как выглядели в печати два последних библейских стиха вместе с дополнительным стихом от самого полиграфиста:

20. Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!

21. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.

22. Снип-снап-снурре, сказка вся, врал бы дальше — да нельзя.

Поздней вечер в Клоккарегорде сменила ночь. Бреннвин и братские чувства текли рекой и продолжали бы течь и дальше, если бы законченный трезвенник Бенни не спохватился, что уже совсем поздно. Тут он прервал приятное времяпрепровождение, сообщив, что пора бы всем укладываться. Завтра много с чем предстоит разбираться, так что лучше для всех, чтобы головы с утра были свежие.

— Будь бы я любопытен, то очень захотел бы знать, в каком настроении этот, что сегодня отключился, проснется завтра, — заметил Аллан.

Глава 16

1948–1953 годы

Мужчина, севший на ту же скамейку, где сидел Аллан, произнес «Good afternoon, mr Karlsson», из чего Аллан сразу сделал пару выводов. Во-первых, мужчина не швед, иначе сначала попробовал бы обратиться по-шведски. Во-вторых, он знает, кто такой Аллан, поскольку назвал его по фамилии.

Мужчина был хорошо одет — серая шляпа с черными полями, серое пальто и черные ботинки. Очень возможно, что бизнесмен. Держался любезно и явно имел к Аллану дело. Так что Аллан ответил по-английски:

— Неужели моя жизнь теперь примет новый оборот? Мужчина отвечал, что исключать подобного не следует, но учтиво добавил, что все зависит от самого господина Карлсона. Как бы то ни было, работодатель мужчины пожелал, чтобы тот встретился с господином Карлсоном и предложил ему работу.