Сто лет и чемодан денег в придачу

— Что-то я сегодня туго соображаю, — пожаловался Герберт. — Но есть ощущение, что твой план не совсем готов.

— Ничего не туго, — запротестовал Аллан. — Ну, может, капельку туговато, но тут ты как раз в самую точку попал. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется: пусть все идет как идет, и тогда сам увидишь — будет то, что будет, потому что так всегда и бывает. В большинстве случаев.

Первая, и единственная, часть побега состояла в том, чтобы потихоньку поджечь подходящий контейнер. Для чего требовались 1) подходящий контейнер и 2) что-нибудь, чем разжечь огонь. В ожидании, пока судно-контейнеровоз пришвартуется, Аллан опять отправил на задание общепризнанного дурачка Герберта Эйнштейна. И Герберт похвально стянул сигнальную ракету и успел ее спрятать в штаны, прежде чем охранник застукал его в месте, где Герберту находиться не полагалось. Но вместо того чтобы расстрелять или по крайней мере обшмонать этого зэка, охранник лишь выбранил его — в том смысле, что сто тридцать третий номер после пяти лет в лагере мог бы уже и перестать путаться. Герберт извинился и засеменил прочь на подкашивающихся ногах. Для большей убедительности — не в ту сторону.

— Твой барак налево,Эйнштейн! — рявкнул охранник ему в спину. — Это же надо быть таким болваном!

Аллан похвалил Герберта за успешно выполненную работу и убедительную игру. Герберт покраснел от смущения и, оправдываясь, пробормотал, что строить из себя дурака не так и трудно, если ты и в самом деле дурак. Аллан отвечал, что не знает, трудно это или нет, но что все прежде им встреченные в жизни дураки пытались строить из себя как раз собственную противоположность.

И вот наступил, похоже, подходящий день. Было холодное утро 1 марта 1953 года, когда подошел состав из стольких вагонов, что ни Аллан, ни даже Герберт не смогли сосчитать. Эшелон был явно военного назначения, и весь груз предстояло поднять на борт не менее трех судов назначением в Северную Корею. Среди этого груза было восемь танков Т-34, такое не спрячешь, но все остальное находилось в больших деревянных контейнерах без маркировки. Зато расстояние между досками контейнеров позволяло запустить внутрь одного из них сигнальную ракету. Именно это Аллан и сделал, когда спустя два дня погрузочных работ улучил наконец такую возможность.

Из контейнера тут же, естественно, пошел дымок, но, к счастью, ракета вспыхнула только через несколько секунд, и Аллан успел убраться на безопасное расстояние, не вызвав подозрений. Затем загорелся и сам деревянный контейнер — пятнадцать градусов мороза не стали помехой.

Теперь по плану должен был раздаться взрыв, как только огонь доберется до упакованной ручной гранаты или еще чего-нибудь в этом роде. Тогда охрана переполошится, как куры в курятнике, и Аллан с Гербертом смогут попасть в свой барак и переодеться.

Но на беду, никакого взрыва не произошло. Зато дым повалил ужасный, а что еще хуже — охранники, которым не хотелось самим приближаться к месту возгорания, приказали заливать водой горящий контейнер заключенным.

Это, в свою очередь, привело к тому, что трое зэков под покровом дыма попытались перелезть через двухметровый забор, отделяющий лагерь от открытой части порта. Но часовой на вышке номер два заметил, что происходит. Он уже сидел за пулеметом и теперь дал по троим беглецам несколько очередей. А поскольку пули у него были трассирующие, он вскоре попал во всех троих, несмотря на дым, и не по одному разу, и те упали мертвые на землю. А если еще живые, то наверняка погибли в следующую секунду, потому что часовой с вышки прошил своими очередями не только этих троих, но и другой контейнер, стоявший слева от того, который поджег Аллан. В контейнере Аллана было полторы тысячи армейских одеял. А в соседнем контейнере — полторы тысячи ручных гранат. Трассирующие пули содержат фосфор, и когда первая пуля встретилась с первой гранатой, та взорвалась, а следом за ней, спустя десятую долю секунды — тысяча четыреста девятьсот девяносто девять остальных. Взрыв оказался такой силы, что четыре следующих контейнера подняло с земли и отбросило прочь на расстояние от тридцати до восьмидесяти метров.

А внутри пятого по счету контейнера было семьсот наземных мин, и взрыв оказался не менее мощным, так что содержимое еще четырех контейнеров разметало в разные стороны.

Если Аллану и Герберту был нужен хаос, то они его получили. Потому что теперь огонь охватывал контейнеры один за другим. В некоторых из них находился дизель или бензин — совсем не то, чем в первую очередь тушат пожары. В других — боеприпасы, которые тут же зажили собственной жизнью. Две вышки и восемь бараков уже пылали — еще до того, как в игру вступили танковые снаряды. Первым же снарядом срезало вышку номер три, а второй угодил в контрольно-пропускной пункт и снес его весь, вместе со шлагбаумом.

У причала стояли под погрузкой четыре судна, и все они вспыхнули, когда в них угодила следующая партия снарядов.

Тут взорвался еще один контейнер с ручными гранатами, запустив новую цепную реакцию, которая наконец достигла последнего по счету контейнера в ряду. В нем тоже оказались танковые снаряды, но они полетели в другом направлении — в сторону открытой части порта, куда как раз подходил танкер с шестьюдесятью пятью тысячами тонн нефти на борту. Прямое попадание в ходовой мостик сделало танкер неуправляемым, а от еще трех попаданий в борт возникло возгорание куда сильнее, чем все предыдущие вместе взятые.

Полыхающий танкер двигался теперь вдоль набережной в сторону центральной части города. Вдоль его последнего пути загорались все здания на расстоянии ближе 2,2 километра. Не прошло и двадцати минут, как пламя охватило практически весь Владивосток.

~~~

Товарищ Сталин как раз заканчивал приятный ужин в обществе своих приближенных — Берии, Маленкова, Булганина и Хрущева — у себя на кунцевской даче, когда пришло известие о том, что Владивостока, можно сказать, больше нет по причине возгорания контейнера с одеялами.

От этого известия Сталину стало… как-то нехорошо.

Его новый фаворит, энергичный и деятельный Никита Сергеевич Хрущев, спросил, позволено ли ему дать на такой случай хороший совет, и Сталин слабым голосом отвечал, что конечно же да, Никита Сергеевич.

— Дорогой товарищ Сталин, — сказал Хрущев. — Мое предложение такое: на самом деле ничего не случилось. Я предлагаю немедленно закрыть Владивосток от всего мира, а мы тем временем не спеша восстановим город и сделаем его базой Тихоокеанского флота, в точности как планировал в свое время товарищ Сталин. Но главное — на самом деле ничего не случилось,иначе мы продемонстрируем слабость, чего мы себе позволить не можем. Товарищ Сталин понимает, что я имею в виду? Товарищ Сталин согласен?

Сталин по-прежнему чувствовал себя странно. Перебрал он, что ли? С выпивкой. Но он кивнул, добавив, что Сталину хотелось бы, чтобы Никита Сергеевич лично взял на себя ответственность за то… что ничего не случилось. После чего сказал, что Сталину пора откланяться, он себя что-то неважно чувствует.

Владивосток, думал маршал Берия. Не туда ли я отправил этого шведского фашистского спеца — на всякий случай, если мы вдруг сами бомбу не сделаем? Совсем я про него забыл, когда наш Юлий Борисович Попов сам успешно разгадал эту головоломку. Ну да ладно, теперь этот швед, видно, все равно сгорел там ко всем чертям. Хотя совершенно незачем было тащить за собой туда весь город.

У двери своей спальни Сталин сказал, чтобы его ни при каких обстоятельствах не беспокоили. После чего закрылся, сел на край кровати и задумался, расстегивая рубашку.

Владивосток…Город, который Сталин решил сделать базой советского Тихоокеанского военно-морского флота! Владивосток…который должен был сыграть такую важную роль в приближающейся наступательной операции в Корейской войне! Владивосток…

Его больше нет!