Вольный народец

— Да, наверное, возможно, — ответил жаб, лакая молоко.

— Итак, за что мисс Тик превратила тебя?

— Она? Ха, она не могла сделать этого, — усмехнулся жаб. — Это серьезное волшебство, превратить кого-нибудь в жабу и оставить ему человеческое сознание. Нет, это была фея-крестная. Никогда не злите женщину со звездой на палочке, юная леди. Они бывают злопамятны.

— Почему она сделала это?

Жаб выглядел смущенным:

— Я не знаю, — сказал он. — Это все немного… туманно. Я только знаю, что был человеком. По крайней мере я думаю, что я знаю. Это дает мне волю к жизни. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю, а был ли я когда-либо действительно человеком? Или я был только жабой, которая действовала ей на нервы, и она однажды заставила меня думать, что я был человеком? Вот ведь пытка, правда? И я не смогу превратиться обратно? — жаб посмотрел на нее взволнованными желтыми глазами. — В конце концов, в обличье жабы нельзя сильно испачкаться, да? Это должно быть намного проще, чем превращать сто шестьдесят фунтов человека в восемь унций жабы, да? Однако куда девается остальная масса, спрашиваю я себя? Это только видимость, знаешь ли, перенос. Очень нестабильный. Я подразумеваю, что у меня есть, конечно, одно или два воспоминания о том, как я был человеком, но что такое память? Только мысль в вашем мозге. Ты не сможешь убедиться в том, что она реальна. Честно, ночами, если съем плохого слизняка, я просыпаюсь с криком, но получается только кваканье. Спасибо за молоко, было очень вкусно.

Тиффани в молчании смотрела на жаба.

— Ты знаешь, — сказала она, — волшебство гораздо более сложная штука, чем я думала.

— Флапити-флапити-флап! Чип, чип! Ах, я бедняжка, чипити-чип!

Тиффани подбежала к окну.

На дорожке был Фигл. Он сделал себе слегка растрепанные крылья из куска тряпки и какое-то подобие кепки с клювом из соломы и подпрыгивал кругами, как подбитая птица.

— Ах, чипити-чип, порхи-порх! Ой, нет ли тута коты! Ах, дорогуша, я здесь! — вопил он.

А ниже по тропе Крысошлеп, заклятый враг всех птенцов, скользил все ближе, сочился. Тиффани открыла было рот, чтобы закричать, но он уже прыгнул и приземлился всеми четырьмя лапами на маленького человечка. Или по крайней мере на место, где был маленький человечек, потому что тот перекувыркнулся в воздухе, встал перед мордой Крысошлепа и схватил в каждую руку по кошачьему уху.

— Ах ты, кота, брюква! — крикнул он. — Вот для тя, шоб мелких птахов не жрашь, геть тя!

Он сильно боднул кота прямо в нос. Крысошлеп подлетел в воздух и шлепнулся на спину с вытаращенными глазами. Он покосился с холодным бешенством на маленького человечка, который склонился над ним и проорал:

— ЧИП!

Тогда Крысошлеп прыгнул, как умеют это делать только кошки, и, превратившись в оранжевую молнию, пулей занесся в открытую дверь, а потом, злобно зыркнув на Тиффани, забился под раковину.

Фигл осмотрелся, усмехнулся и увидел Тиффани.

— Пожалуйста, не уходи, — начала она быстро, но он исчез, превратившись в пятно.

Мать Тиффани быстро спускалась по тропинке. Тиффани еле успела подобрать жаба и положить его в передник.

— Где Вентворт? Он здесь? — быстро спросила мать. — Он возвращался? Ответь мне!

— Разве он не пошел с тобой в стригальню, мам? — спросила Тиффани, внезапно испугавшись. Она чувствовала, что паника исходила от матери, как клубы дыма.

— Мы не можем найти его! — мать посмотрела на нее диким взглядом. — Я только на минуту отвернулась. Ты точно уверена, что не видела его?

— Но он не мог пройти весь путь назад…

— Пойди и посмотри в доме! Давай!

Госпожа Болит поспешно ушла. Тиффани торопливо высадила жаба на пол и подтолкнула под раковину. Тут же девочка услышала кваканье, и Крысошлеп, обезумевший от страха и замешательства, выскочил оттуда, завертелся у нее в ногах и вылетел за дверь.

Она встала. Ее первая позорная мысль была: «Он хотел пойти посмотреть стрижку овец. Как он мог потеряться? Он пошел с мамой, Ханной и Фастидой!»

И как близко были Ханна и Фастида, которые строили глазки молодым стригалям?

Тиффани попыталась притвориться, что не думала этого, но мысль была предательски хороша, и это было лучшее объяснение, которое можно было найти.

С мозгом одни неприятности — он думает больше, чем иногда хотелось бы.

Но малышу неинтересно уходить далеко от людей! До стригальни целых полмили! И он не может ходить быстро, — после нескольких шагов плюхается на попу и требует конфетку!

Но здесь стало бы намного спокойнее, если бы он потерялся…

Это началось снова — противная, позорная мысль, которую она попыталась заглушить, начиная действовать. Сначала Тиффани достала из банки несколько конфет и зашелестела кульком, перебегая из комнаты в комнату.

Она услышала стук башмаков во дворе — несколько человек спустилось от навесов для стрижки, — но продолжала смотреть под кроватями, в буфетах, даже таких высоких, что малыш никогда не смог бы до них дотянуться, а затем снова смотрела под кроватями, под которыми уже смотрела, потому что это был такой вид поиска. Это был такой поиск, когда вы идете искать на чердак, даже если дверь туда заперта.

После того, как два или три голоса в течение нескольких минут звали Вентворта, она услышала, как ее отец сказал:

— Попытаемся внизу, у реки! — …и это означало, что он тоже обезумел, потому что Вентворт никогда не уйдет далеко без подачки. Он не был ребенком, который был счастлив вдалеке от конфет.

Это твоя ошибка.

Мысль вонзилась в ее голову, как сосулька.

Это твоя ошибка, потому что ты его терпеть не могла. Он появился, и ты уже не была самой младшей. Ты должна была возиться с ним, он таскался за тобой, и ты хотела, не так ли, чтобы он исчез.

— Это неправда! — прошептала про себя Тиффани. — Я… очень его любила…

Если честно, не очень. Не все время. Он не умел правильно играть и не делал то, что ему говорили. Ты думала, что было бы лучше, если бы он действительно потерялся.

«Так или иначе, — добавила она про себя, — нельзя любить людей, у которых постоянно течет из носа. И, так или иначе… Интересно…».

— Мне жаль, что я не могу найти своего брата, — сказала Тиффани громко.

Это, казалось, не возымело никакого эффекта. Но дом был полон людей, открывались и хлопали двери, все бегали туда сюда и… Фиглы были застенчивы, несмотря на то, что у многих из них лица были похожи на кулаки.

«Не желай, — говорила мисс Тик. — Делай».

Тиффани пошла вниз. Пришли даже некоторые из женщин, которые собирали овечью шерсть при стрижке. Они столпились рядом с ее матерью, которая сидела за столом и плакала. Никто не заметил Тиффани (такое вообще часто случалось).

Она проскользнула в маслодельню, плотно закрыла дверь и наклонилась, чтобы посмотреть под раковиной.

Грохнула дверь, и ее отец вбежал внутрь. Он остановился. Тиффани выглядела виноватой.

— Он не может быть там, девочка! — сказал ее отец.

— Хорошо, э… — сказала Тиффани.

— Ты смотрела наверху?

— Даже на чердаке, папа…

— Хорошо, — ее отец был в панике и в нетерпении в одно и то же время.

— Иди и… делай что-нибудь!

— Да, папа.

Когда дверь закрылась, Тиффани опять заглянула под раковину.

— Жаб, ты там?

— Очень плохая охота, — ответил жаб, выползая. — Вы здесь слишком часто убираетесь. Нет даже пауков.

— Это срочно! — прервала Тиффани. — Мой маленький брат пропал без вести. Средь бела дня! На холмах, где все просматривается на мили!

— Ой, квак, — сказал жаб.

— Извини? — спросила Тиффани.

— Э, это было, э проклятие на жабском, — сказал жаб. — Жаль, но…

— Продолжается что-то волшебное? — спросила Тиффани. — Да или нет?..

— Я надеюсь, что нет, — ответил жаб, — но думаю, что да.

— Те маленькие человечки украли Вентворта?

— Кто, Фиглы? Они не крадут детей!

Было что-то в интонации, с которой жаб сказал это. Они не крадут…