Стая

Борман сидел в просторном зале отеля и смотрел на экран. Он знал, что Сьюсс должен переправить ему один важный документ — кривые роста популяций червей и прогнозы: что может произойти в других регионах мира в случае сопоставимого нашествия.

Борман чертыхался. Такой, казалось бы, удобный и тесный мир снова распался на отдельные части. Была надежда, что за день е-мейл всё-таки прорвётся по спутниковым каналам, но она так и не сбылась. Борман знал, что кризисные штабы не покладая рук восстанавливают связь, но интернет по-прежнему лежал в руинах. Военные спутники работали безупречно, но они не были рассчитаны на такие объёмы, чтобы компенсировать весь трансатлантический стекловолоконный мост.

Он взял мобильный телефон, предоставленный в его распоряжение штабом, и связался через спутник с Килем.

— Ничего так и не пришло, — сказал он.

— Мы пытались. — Голос Сьюсса звучал отчётливо, но Бормана сбивало с толку промедление с ответом. Сигнал от передатчика проделывал 36 000 километров вверх к спутнику и затем такое же расстояние до приёмника. И разговор проходил с паузами и наложениями одно на другое. — У нас тут тоже ничего не действует. С каждым часом всё хуже. В Норвегию уже не пробиться, Шотландия молчит, как мышка, Дания существует только на карте. Не знаю, что себе думают чрезвычайщики.

— Но мы всё же говорим с тобой, — заметил Борман.

— Мы говорим, потому что американцы так устроили. Ты используешь военные преимущества великой державы. А в Европе — даже забудь об этом! Все хотят позвонить, все беспокоятся, живы ли их родные и друзья. И у нас образовались пробки на всех линиях связи. Несколько свободных сетей переданы в распоряжение кризисных штабов и правительственных учреждений.

— Ну, так что будем делать? — спросил Борман.

— Не знаю. Может, уйдёт в рейс «Королева Елизавета». Тогда через полтора месяца получишь все бумаги, если вышлешь к побережью конного нарочного встретить корабль. А нет — так возьми ручку и записывай.

Борман вымученно улыбнулся.

Пока он записывал, зал отеля пересекла группа военных, пройдя к лифту. Старшим чином у них был чернокожий с эфиопскими чертами — майор вооружённых сил США по фамилии Пик.

Группа вышла на третьем и четвёртом этажах.

Остался один майор Сэломон Пик. Он доехал до десятого этажа. Там располагались номера-люкс для высшего руководства — лучшее, что мог предоставить «Шато» из своих пятисот пятидесяти номеров. Сам Пик жил ниже, и его вполне устраивал обычный одноместный номер. Он вообще не питал пристрастия к роскоши, но дирекция отеля настояла на размещении штаба в лучших номерах. Шагая по толстому ковру коридора, он мысленно прокручивал план предстоящего мероприятия. Навстречу ему попадались мужчины и женщины в форме и в гражданском. Некоторые двери были нараспашку и открывали внутренность номеров, переоборудованных в служебные кабинеты. Пик дошёл до широкой двери, и двое постовых отдали ему честь. Один из них постучался, дождался ответа и молодцевато распахнул перед майором дверь.

— Как дела? — спросила Джудит Ли.

Она заказала себе сюда из центра здоровья беговую дорожку. Пик знал, что Ли проводит на этой дорожке больше времени, чем в постели. С неё она смотрит телевизор, ведёт переписку, диктует меморандумы, сообщения и речи в голосовое устройство своего ноутбука, ведёт телефонные переговоры, принимает всю информацию и просто размышляет. Она и теперь бежала на дорожке. Чёрные волосы, прямые и блестящие, придерживала повязка на лбу. На ней была лёгкая тренировочная куртка и облегающие короткие брюки. Дышала она, несмотря на высокий темп, равномерно. Пик всякий раз с удивлением вспоминал, что этой хорошо тренированной женщине уже 48 лет. На вид генералу Джудит Ли не было и сорока.

— Спасибо, — ответил Пик. — Ничего.

Он огляделся. Апартаменты генерала имели размеры роскошной квартиры и были соответственно обставлены. У окна стоял рояль. Ли и его затребовала себе, как и беговую дорожку.

Пик считал, что роскошь несовместима с военным бытом. Сам он имел простое происхождение и в армию пошёл не из эстетских соображений, а чтобы избежать улицы, которая слишком часто ведёт в тюрьму. Упорство и прилежание открыли ему возможность блестящего карьерного роста, но он по-прежнему лучше всего чувствовал себя в простой палатке или в дешёвом мотеле.

— Мы получили последние данные от спутников NOAA, — сказал он, пройдя мимо Ли к панорамному окну. Над лесистой долиной сияло солнце, но Пик смотрел поверх всей этой красоты. Его тревожили предстоящие часы. — Мы были правы.

— Что, есть сходство?

— Да, между шумами, которые записал робот URA, и неопознанными спектрограммами 1997 года.

— Хорошо, — с удовлетворением сказала Ли. — Это очень хорошо.

— Не знаю, что тут хорошего. Это след, но он же ничего не объясняет.

— А вы чего ждали? Что океан нам что-нибудь откроет? — Ли отключила беговую дорожку и спрыгнула с неё. — Для того мы и затеваем весь этот цирк, чтобы нащупать объяснение. Кстати, состав уже полный?

— Только что прибыл последний.

— Кто именно?

— Этот биолог из Норвегии, который обнаружил червей. Как, бишь, его, сейчас гляну…

— Сигур Йохансон. — Ли прошла в ванную и вернулась с полотенцем на плечах. — Запоминайте же, наконец, имена, Сэл. Нас в отеле всего триста человек, из них учёных только семьдесят пять, пора затвердить, как молитву.

— Вы хотите сказать, что держите в голове все триста имён?

— Могу и три тысячи, если понадобится. Уж напрягитесь немного.

— Вы блефуете, — сказал Пик.

— Хотите проверить?

— Давайте. Йохансона сопровождает одна британская журналистка, от которой мы ожидаем сведений о происходящем за Полярным кругом. Вы помните её имя?

— Карен Уивер, — сказала Ли, вытирая волосы полотенцем. — Живёт в Лондоне. Специализируется на мореведении. Компьютерщица. Была на том корабле в Гренландском море, который потом бесследно затонул. — Она улыбнулась Пику, обнажив ослепительной белизны зубы. — Если бы мы обо всём знали хотя бы столько, сколько об этой гибели, а?

— Да. — Пик разрешил себе улыбнуться. — А то Вандербильт всякий раз впадает в ступор, когда об этом заходит речь.