Кит на заклание

— Сперва подумайте хорошенько, — предостерег я. — Китиха весит около восьмидесяти тонн. Если оставить ее в море, она создаст угрозу для навигации. В случае столкновения туша может потопить даже довольно большое судно. А отвечать за это будете вы.

— Так что же делать? Вы хранитель этой проклятой китихи — вот и решайте!

— Ну, это вы бросьте, — сказал я. — Я был хранителем китихи, когда она была жива. За труп я никакой ответственности не несу. Труп является собственностью граждан города Бюржо, в частности тех, кто принимал участие в охоте. Вот пусть они им и распоряжаются.

Радиосводки о «воскресении» Олдриджского кита не заставили себя долго ждать; а за ними последовал телефонный звонок из городской больницы. Супруга нашего врача, она же — санитарный врач Бюржо, считала, что разлагающийся труп чрезвычайно опасен для населения. Из ее объяснений выходило, что, если кого-нибудь из горожан угораздит подхватить от китихи заразу, результат может оказаться самым плачевным. Мне, стало быть, следовало объявить об этом по радио.

Наверное, надо было отказаться; пусть сама объявляет — в конце концов, это входит в прямые обязанности санитарного врача. Но я исполнил ее просьбу. Скандал разразился ужасный. Не прошло и нескольких минут, как мне позвонил управляющий рыбозаводом и, задыхаясь от злобы, потребовал, чтобы я немедленно обнародовал опровержение. Он напомнил мне, что часть воды для обработки рыбы на заводе поступает прямо из залива Шорт-Рич, откуда меньше мили до плавающего в заводи трупа. Управляющий, конечно, боялся, как бы федеральная санитарная инспекция не закрыла завод.

Сочувствовать ему я не мог.

— Надо было думать об этом три недели назад, когда ваши люди выдавали охотникам боевые патроны, чтобы они, не дай бог, не упустили случая поразвлечься.

Я знаю, что мною руководили не лучшие побуждения, и все же не сожалею о своих словах. В тот день я записал у себя в дневнике:

«По сравнению с Бюржо Старый Мореход [16] был невинной овечкой. У него на шее висел всего лишь мертвый альбатрос. У Бюржо сейчас на шее восемьдесят тонн яда — гниющее мясо, жир и внутренности. Может быть, теперь жители этого славного городка начнут хоть что-нибудь понимать».

Жители поняли. Но не то, чего мне хотелось. Под огнем новой атаки радио и газет, которую возглавил Боб Брукс, опубликовавший в еженедельнике «Стар Уикли» статью, полную оскорблений, жители Бюржо сплотили свои ряды: даже те, кто сочувствовал китихе и не принимал участия в трагических событиях, стали теперь заодно с «охотниками». Пресса и радио обвиняли всех без разбора, и поэтому естественно, что оскорбленные и озлобленные горожане, не имеющие возможности ни защититься, ни оправдаться, выступили единым фронтом. Атмосфера в городе переменилась как по волшебству. Расстрелявшие китиху вдруг оказались невинными жертвами несправедливых обвинений; общественное мнение пришло к выводу, что они правильно поступили.

В такой ситуации Юго-западный клуб, состоявший в основном из городских дельцов и заправил, конечно, снова переменил позицию.

Мне позвонили из клуба в тот же вечер, в четверг. Говорили вежливо, но недвусмысленно дали понять, что Юго-западный клуб считает нужным нарушить наш союз и отныне будет стараться восстановить доброе имя Бюржо.

Я от всего сердца пожелал им успеха.

В пятницу погода прояснилась лишь к полудню, и мы с Клэр решили не откладывая нанести прощальный визит в Олдриджскую заводь. Снова, как несколько дней назад, стоял сильный мороз, от воды шел пар, а в проливах плоскодонка Оуни с треском ломала тонкий беловатый ледок. Китов мы не заметили, хотя видимость была прекрасная, и мы жадно вглядывались в горизонт, надеясь, что над темной поверхностью моря взлетит и повиснет на мгновение фонтан пара — этакий восклицательный знак на фоне ясного неба. Даже в заливе Шорт-Рич вода лежала неподвижно, как зеркало: Опекун не встретил нас у входа в бухту. Исчезла вся оставшаяся в живых родня нашей китихи. Насколько мне известно, ни они, ни другие финвалы так до сих пор и не вернулись в район Бюржо, когда-то служивший им убежищем от китобоев.

Море кругом нас было безжизненно; лишь высоко над тихими водами заводи и холмами полуострова Ричардс-Хед парили три гигантских орлана. В бескрайней пустоте неба они казались безмолвными плакальщиками, повисшими над опустевшим морем. Следя за их неторопливым, величественным полетом, я подумал, что лучших плакальщиков для китихи не сыскать — ведь владыки неба и сами обречены на вымирание... А опустив взгляд, я увидел, что мы уже в заводи и перед нами громоздятся останки одного из океанских владык. Зрелище это показалось мне предвестником неминуемого уничтожения всего великого племени левиафанов.

Даже теперь, по прошествии нескольких лет, мне больно описывать китиху, какой она предстала нашим взорам. Огромная при жизни, она после смерти увеличилась вдвое. Туша плавала на спине, обратив к небу раздутое, неприятно белое брюхо. Она напоминала опрокинувшийся корабль. Куда девалась сверхъестественная грация и красота нашей пленницы? То, что мы увидели в заводи, было бесформенно, уродливо и отвратительно. Я уж не говорю о запахе! Вонь стояла такая, что мы с трудом справлялись с приступами тошноты.

Но страшнее всего было еще раз увидеть подтверждение того, что это самка, которая — судя по состоянию ее млечных желез — могла бы скоро родить.

Легкий ветерок неторопливо гнал нашу плоскодонку вдоль туши. Не знаю, что чувствовал Оуни. Помню только, что Клэр тихонько глотала слезы. Пожалуй, все мы обрадовались, услышав рокот мотора, возвестивший о прибытии гостей.

Это был буксир с тремя рабочими рыбозавода. Буксир деловито вошел в заводь и направился прямо к туше. Пассажиры его не обращали на нас никакого внимания. Я увидел, что головы у них обвязаны платками, закрывавшими носы и рты и придававшими мужчинам зловещий вид. Они торопливо обмотали хвост китихи стальным тросом, потом буксир, казавшийся крошечной скорлупкой рядом с гигантской тушей, дернулся вперед, остановился, и под его осевшей кормой вскипела белая пена. Скоро туша медленно и неуклюже двинулась по заводи. Причудливый кортеж миновал нашу лодку и вошел в пролив.

И если для живого финвала мелководный пролив был непреодолимым препятствием, то теперь, расставшись с жизнью и отправляясь в свой последний путь, пленница Олдриджской заводи без труда вернулась в породившее ее лоно океана...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В нашей стране и за рубежом в последние годы опубликовано много книг, посвященных охране окружающей среды, защите животного мира, в частности редких и исчезающих видов. Произведение Ф. Моуэта — одна из самых страстных книг, написанных на эту тему.

Кто хоть однажды видел кита в море, тот знает, какое это незабываемое зрелище. В китах все кажется невероятным и загадочным. И хотя в последние три десятилетия объем наших знаний об этих морских обитателях, в особенности о дельфинах, возрос, многие стороны жизни крупных китов все еще остаются недостаточно исследованными. Тот поток научной информации, который хлынул в последнее время, получен на основе изучения животных в океанариумах. Содержать же в неволе усатых китов очень сложно. Вот почему чрезвычайно редкие случаи захода крупных китов в бухты и реки представляют для науки исключительный интерес. Ф. Моуэт описывает как раз такой случай.

По своему содержанию книга «Кит на заклание» значительно выходит за рамки чисто познавательного произведения. В ней не только описана жизнь китов и история их промысла, но затронуты и социальные вопросы, лежащие в основе взаимоотношений человека с природой. Ф. Моуэт достаточно убедительно показал, что в стремлении извлечь максимальные экономические выгоды из природных богатств человек зашел слишком далеко. А это, по мнению Ф. Моуэта, приводит неизбежно к нарушению и даже разрыву тех невидимых, но очень важных нитей, которые тесно связывают человека с природой. Такой разрыв заставляет честных и гуманных людей, подобных Ф. Моуэту, глубоко задуматься о путях развития современного человеческого общества.