Второй медовый месяц

Они переглянулись.

— Вряд ли, — покачала головой Роза.

— Ну и что?

— О Боже…

— Какая тебе разница, где жить, пока не разберешься, как быть дальше, не начнешь выплачивать долги и не найдешь другую работу?

— Пожалуй, никакой…

— Она побушует и успокоится, — заверила Вивьен. — Ты же знаешь Эди: сначала скандал, потом обида, и все, как будто ничего и не было. С ней ничего не случится.

Роза с расстановкой произнесла:

— Это было бы замечательно…

— Да. Я бы не отказалась.

— Я постараюсь…

Вивьен поднялась, чтобы принести кофе.

— Мы обе постараемся. — Она взглянула на Розу через плечо и улыбнулась. — Вот увидишь, будет весело.

И вправду весело, думала она теперь. А если повезет, в придачу к веселью явятся облегчение и утешение, ощущение собственной незаменимости, ведь многое в жизни могут обеспечить только женщины, которые уже прожили жизнь и знают, как вести хозяйство. Вивьен глотнула чаю. Прежде чем уйти в свободную комнату, Роза поцеловала ее — во внезапном порыве благодарности, какой испытывают люди, которым нежданно-негаданно протянули руку помощи.

— Я зашла просто поговорить, — напомнила Роза. — Я и не думала…

— И я тоже, — кивнула Вивьен. — Такое редко случается.

Она улыбнулась своей чашке с чаем. А докладываться Эди можно и не спешить.

Глава 7

Лофт в Бэнксайде располагался в огромном перестроенном здании склада викторианской эпохи. Его недавно отчищенные от копоти кирпичные стены со свежепробитыми в них современными окнами в матовых черных рамах были обращены к очаровательной — притом новехонькой — мощеной улочке, отделяющей дом от его близнеца, расположенного по соседству, в десяти футах. Подняв голову, каждый первым делом обратил бы внимание на прилепившиеся к верхним окнам выходящего на реку фасада здания изящные черные балкончики — Мэтью представил себе, как Рут будет посиживать на одном из них летними вечерами, с бокалом водки с клюквенным соком или другого напитка, актуального на тот момент в ее кругу, сидеть и млеть от живописной панорамы и гордости собственницы.

Мэтью обнаружил, что эти мысли не приносят ничего, кроме дискомфорта. В сущности, никаких иных чувств и не мог вызывать этот прокисший суп разочарования, упреков в свой адрес и неожиданно отчетливой и стойкой грусти. Дело было не просто в том, что он обижался на Рут или злился на себя за то, что прошляпил очевидное, потому что случившееся обрушилось на него — точнее, на них обоих — слишком неожиданно, подогретое не тем, что обсуждалось открыто, а скорее замалчиваемым подтекстом. Он мог бы проклинать себя за то, что запутался в этой мешанине, но даже проклятия не помогали: оглядываясь назад, он отчетливо видел, каким путем пришел к нынешнему состоянию.

Когда Мэтью объявил, что ни при каких обстоятельствах не будет участвовать в покупке этой квартиры, Рут замерла. Долгое время она задумчиво вглядывалась в него, а затем спросила:

— Можно попросить тебя только об одном?

— О чем?

— Пойти со мной и посмотреть ту квартиру. Просто взглянуть.

Он покачал головой:

— Нет.

— Ну пожалуйста, Мэтью.

— Мне она не по карману. Не хочу пускать слюни, глазея на то, чего не могу себе позволить.

— Это не для тебя, а для меня. Это я хочу, чтобы ты посмотрел квартиру.

Он промолчал.

Она почти робко добавила:

— Хочу, чтобы ты увидел, что я покупаю.

— Зачем?

— Чтобы и ты был причастен…

— Не выйдет.

— Но ты ведь придешь туда, заглянешь проведать меня?

Он колебался. Сердце сжалось.

— Конечно, — наконец ответил он, не глядя на Рут.

— Тогда приходи.

— Рут…

Она шагнула к нему, обняла за плечи и уставилась в лицо так пристально, словно задалась целью пересчитать ему ресницы.

— Мэтт, Мэтт! Для нас это еще не конец.

И вот теперь, застыв в нерешительности на ровно уложенных плитах дорожки, Мэтью твердил себе, что однажды проявить доброту — или трусость — одно дело, а упорствовать в них — совсем другое, и ничего хорошего из этого не выйдет. Что бы там ни говорила Рут, как бы ни умоляла, нельзя допустить, чтобы она заподозрила: он мог бы найти способ все переиграть, хотя имел преимущества лишь там, где и следовало ожидать, в постели, и сам понимал, что этого недостаточно.

Мэтт толкнул тяжелую стеклянную дверь бывшего склада и шагнул в высоченный вестибюль с гранитным полом и окнами высотой аж до крыши. Стилизованная под заводскую стальная лестница уходила вверх за рядом лифтов, а в остальном вокруг было пусто — ни картины на стене, ни урны, ни банкетки, ничего, кроме высоких и молчаливых акров роскошно отделанного темного полированного пространства. Мэтт вошел в лифт и нажал кнопку шестого этажа.

Двери лифта открылись, его ослепил внезапный поток света.

— А я тебя видела! — воскликнула Рут. Она стояла в распахнутых дверях. Казалось, за ее спиной разверзается пустота. — Вышла на балкон и увидела!

Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она повернула голову, пытаясь коснуться его губ, но промазала. Мэтт прошел мимо.

— Ого.

— Чудесно, правда?

Он кивнул. Комната за распахнутой дверью была светлой и сияющей, с высоким потолком, а где-то в дальнем конце в огромные окна врывалось небо.

Рут взяла его за руку.

— Видишь? Теперь ты понимаешь, почему я не могла не купить ее?

Она повлекла его за собой, оставила в центре комнаты и закружилась по ней.

— Здорово, да?

— Да.

— Такой простор! Такой воздух! Да еще в самом центре Лондона! До работы пешком дойти можно!

— Да.

— Пойдем, посмотришь ванную, — позвала Рут. — Душ — просто отпад. А в кухне микроволновка встроена в гарнитур. Как на звездолете.

Мэтью двинулся следом за ней по паркетному полу, через дверь в прозрачной стене, сложенной из стеклоблоков. Рут уже стояла в душевой кабинке — металлическом цилиндре, атласную гладкость которого нарушали только маленькие иллюминаторы из голубого и зеленого стекла.

— Видел когда-нибудь такое?

— Нет, — ответил Мэтью. — Никогда.

Рут вышла из кабинки и произнесла, вдруг посерьезнев:

— Жаль, что все так получилось.

Он кивнул.

— Жаль, что тебе придется поселиться в моей квартире, — продолжала она. — Лучше бы она была нашей.

Он прислонился к стене, чувствуя холодную твердость стекла сквозь рукав куртки.

— Нет, не придется, — слишком громко возразил он.

Она промолчала, стремительно прошла мимо него и вернулась в большую комнату. Он двинулся следом. Она стояла возле раздвижных дверей на балкон и смотрела на реку.

— Пожалуйста, не говори так, — попросила она.

Он застыл у нее за спиной, но не слишком близко.

— Ничего не поделаешь, Рут. Если я останусь здесь, между нами нарушится равновесие. Конечно, оно уже нарушилось, но это еще не самое худшее. Только представь, что из этого выйдет. Жалкое зрелище.

Круто обернувшись, она с яростью выпалила:

— Ты не станешь жалким. Я тебе не позволю.

Он вымученно улыбнулся:

— Ты меня не остановишь. Что сделано, то сделано.

— Мэтт…

— У нас было много хорошего, — продолжал он, — не подумай, что дело в нелюбви…

Она шагнула вперед и взяла его за руки.

— Давай будем считать, что я ее не покупала! Ты гораздо дороже мне, чем…

Он отступил и мягко высвободился.

— Нет, так не пойдет… — Он покачал головой.

Она бессильно уронила руки и несчастным голосом выговорила:

— Я не хотела… такого.

— Знаю, ты не нарочно.

— Неужели… у меня искаженная система ценностей?

— Нет, что ты.

— Пожалуйста, прошу тебя, не уходи.

Он огляделся.

— Отличная квартира. Здесь ты будешь счастлива.

— Мэтт…

Он подался вперед и приложил ладонь к ее щеке.

Ты поступаешь правильно, — добавил он, опустил руку и под эхо своих шагов пересек квартиру, направляясь к лифтам.