— Звонила Виви.

— И что?

— Сказала, что Роза переселилась к ней.

— А что в этом плохого? — чересчур жизнерадостно откликнулся Рассел.

— Почему Роза не созвонилась со мной?

— Может быть, Виви просто…

— Почему Роза не звонит? Почему я не знаю, что с ней происходит?

— Честно говоря, — сказал Рассел, — я тоже не в курсе ее дел.

Эди оторвала взгляд от кутикул и уставилась на Рассела в упор:

— По-твоему, нам незачем о них знать?

— Дорогая, Розе двадцать шесть…

— Да хоть сто двадцать шесть. Ее жизнь не устроена, она несчастна, а мы — ее родители, мы обязаны знать!

Улыбка Рассела погасла.

— Да.

Эди подалась вперед и впилась взглядом в мужа.

— Виви намекнула, всего лишь намекнула, что у Розы неприятности.

— А-а…

— Мы поговорили и распрощались, а пока я учила роль, меня вдруг осенило: если с Розой и Мэттом что-то происходит и я ничего не знаю, может быть, знаешь ты.

Рассел ждал продолжения, глядя в окно.

— Так вот, когда я поняла, что больше не могу вышагивать туда-сюда, разглагольствуя о падении и пороках, что я просто не в силах сосредоточиться, я бросилась в метро. И вот я здесь. Что скажешь, Рассел?

— Чертова Виви, — беззлобно откликнулся он.

Эди коснулась его рукава.

— Что произошло между тобой и Розой? — спросила она.

Рассел перевел взгляд на руку жены, лежащую на его руке. Внезапно сдержанность изменила ему, он стряхнул руку Эди.

— Ничего! — яростно выпалил он. — Ничего. К тебе это не имеет никакого отношения.

— Но…

— Ты что, не слышала?

Эди взглянула на него. Помедлив, она нерешительно выговорила:

— Если ты так считаешь…

— Да, считаю.

— Скажи хотя бы, с ней все в порядке?

Рассел навис над столом, пристально глядя на экран компьютера.

— Если с ней что-нибудь случится, — уже спокойнее произнес он, — я тебе скажу.

В мобильнике Розы скопилось четыре голосовых сообщения: от матери, от отца, от тети и от старшего брата. Отвечать хотелось только на последнее. А остальные… в ее возрасте да еще при необходимости париться в небесно-голубом полиэстровом блейзере с желтыми пластмассовыми пуговицами в виде солнышек, полагающемся по дресс-коду компании, разве могут не нагонять тоску сообщения, если все они до единого — от ближайшей родни? Вот если бы они приходили вперемежку с посланиями от друзей, тогда другое дело, но об этом лучше даже не мечтать. И не вспоминать, как она радовалась, когда позволила Джошу испортить ей жизнь, и даже не начинать разматывать клубок мыслей о том, как здорово было бы так и не познакомиться с ним, не влюбиться и не уверовать, что на нем сошелся свет клином. Во времена Джоша она не расставалась с телефоном ни на минуту.

Все сообщения, кроме единственного, от Мэтта, были из разряда «лучше бы и не приходили». Видимо, тетушка позвонила ее матери, спеша отпраздновать маленькую, но несомненную победу — переезд Розы, а в разговоре прозрачно намекнула, что некие причины помешали Розе обратиться к родителям за помощью даже в трудную минуту. Похоже, сразу после этого мать бросилась к отцу, тому пришлось во всем сознаться, а затем оба отправили сообщения чуть ли не одновременно: отец — со сдержанными извинениями, мать — с мольбами вернуться домой. А вот звонок Мэтта, напротив, был сухим и бесстрастным. Он просто предлагал встретиться как-нибудь в ближайшее время. Судя по тому, что он потратил на сообщение десять секунд, звонил он из офиса.

Роза уронила телефон в сумку, стоящую под столом у ног. Никому перезванивать она не собиралась — по крайней мере пока. Несмотря на голубой полиэстровый блейзер, день выдался неплохой. Роза продала тур в Венецию на выходные группе из шести человек, отправила компанию парней в Вильнюс и зарезервировала несколько семейных отпускных туров в Хорватию по специальным предложениям. Если все сделки состоятся, ей достанутся самые крупные комиссионные за последнее время — значит, можно выплатить первую, хоть и крошечную часть долгов, сделать первый шажок к призраку независимости. А в сочетании с переездом в комнату Вивьен — аляповатую, слишком загроможденную мебелью, но удобную, уютную и почти бесплатную — сегодняшняя удача казалась Розе первым просветом во мраке, который еще месяц назад был кромешным.

Она взялась за мышку, чтобы зайти в почтовую программу. В этом турагентстве не приветствовалась личная переписка в рабочее время, но кто заметит, если она единственный раз нарушит это правило? Роза вбила в строку рабочий почтовый адрес Мэтью.

«Спсб, что позвонил, — торопливо писала Роза, одним глазом кося в сторону офис-менеджерши, поправляющей стойку с буклетами на расстоянии нескольких шагов от ее стола. — Надо пересечься. Где и когда?» Подумав, она вытащила из папки бланк заявки, делая вид, будто поглощена работой, и дописала: «Есть разговор. Предки!!!»

Офис-менеджер наконец оставила в покое стойку с буклетами. Она коротко стригла и выпрямляла волосы и предпочитала перламутровый блеск для губ.

Пронзив Розу взглядом, она спросила:

— Проверяете бронирование?

Роза расплылась в широкой улыбке.

— Просто смотрю.

Глава 8

«Что с квартирой?! — прямо-таки вопило письмо от Лоры. — Делись новостями! — И продолжало: — Присматриваемся к холодильнику „Смег“. Как думаешь, розовый — это полный идиотизм? Интересно, скоро он мне осточертеет?»

Рут вздохнула. Сама идея существования гигантского холодильника поросячьего оттенка, не говоря уже о навязчивых размышлениях о нем, в настоящий момент казалась ей чем-то неуместным, из разряда фантастики. И неприятно тревожила. Рут не могла припомнить, когда ей в последний раз было так же грустно. Но другого слова для этой свинцовой тяжести и нестерпимой боли в сердце не находилось. Всякий раз, вспоминая о Мэтью, а она вспоминала о нем постоянно, Рут физически страдала и, насколько она могла судить, более реального чувства еще никогда не испытывала.

В то же время она была убеждена, что вовсе не обязана притормаживать, наступать себе на горло в угоду Мэтью. Едва он произнес слова «жалкое зрелище», до Рут дошло: несмотря на длинный перечень ценных качеств Мэтта, она всегда знала — как знал и он, — что в жизненно важной сфере достижений и вклада в общее дело он ей неровня. Он опасался стать жалким, превратиться в нахлебника, и правильно делал. Он понимал, что способен вынести, а что — нет, и — при этой мысли у Руг перехватило горло от любви к нему — в кои-то веки проявил решимость в отличие от нее. Не только решимость, но и достоинство. Во время последней встречи в пустой квартире он как-то сумел взять инициативу в свои руки. Он растолковал Рут, что даже если она воздержится от покупки, характер их взаимоотношений уже изменился настолько, что возврат к прошлому невозможен. Она цеплялась за соломинки, а он не поддержал ее. Вспоминая, как он повел себя при этом разговоре, Рут всерьез сомневалась, что выдержит расставание.

Квартирный вопрос уже решался, ее предложение приняли. Она получила ипотечный кредит через банк, который обслуживал ее компанию. Странно, но все время, пока Рут занималась финансовыми делами, ее не покидало ощущение, что она поступает правильно, а радостное предвкушение при мыслях о квартире не ослабевало. Как можно одновременно мучиться и ликовать? Неужели один и тот же поступок может казаться и абсолютно правильным, и ошибочным? И потом, как можно в наши дни, когда и без того расплывчатый и туманный нравственный кодекс стал всецело зависеть отличных предпочтений, знать, как надлежит поступать? Рут обхватила руками голову, прижала ладони к вискам и зажмурилась. И вообще, какой смысл в наше время вкладывается в слово «надлежит»?

Она нажала кнопку «Ответить» на письме Лоры.

«К черту холодильник, — написала она, — мне нужен совет. Нет, не совет — утешение. Я думала, если я покажу Мэтью эту квартиру — а она бесподобна! — то как-нибудь сумею убедить его, что уж в таком-то месте мы наверняка уживемся. Однако он оказался умнее меня. Он увидел то, чего я не разглядела, и ушел. Лора, он ушел. А я раздавлена. И в восторге от квартиры. Лора, я чокнутая?»

×
×