Второй медовый месяц

На глаза Кейт вдруг навернулись слезы. Она протянула дрожащую руку.

— Роза…

Роза положила ананас на кровать, ей в ноги.

— Говорят, ананас — символ гостеприимства. Вот я и подумала, что он будет в самый раз.

— Ох, Роза, — всхлипнула Кейт, — он само совершенство…

Роза наклонилась и поцеловала подругу, потом обошла вокруг ее кровати, чтобы взглянуть на ребенка.

— Бог ты мой, какой крошечный! — ахнула она.

— Да нет, что ты, — наоборот, огромный. Почти восемь фунтов.

Роза мельком взглянула на нее:

— Бедная ты моя. Сама совсем истаяла.

Кейт осторожно прикоснулась пальцем к влажному темному хохолку надо лбом малыша.

— Чудо, правда?

— Да.

— Самой не верится. Я то реву в три ручья, то просто сижу над кроваткой и дышу им.

Роза опасливо протянула руку и коснулась плотного маленького тельца.

— Он плачет?

— Еще как! — с гордостью ответила Кейт.

— А как… кормежка?

— Налаживается. Пока еще с трудом, но я ни за что не отступлюсь.

Роза выпрямилась.

— Как все изменилось, правда?

— Мне ли не знать.

— Только что вы были простой парой, и вдруг в одну минуту…

— Вообще-то за одиннадцать часов.

— …жизнь изменилась раз и навсегда.

Кейт не сводила глаз с сына.

— А мне не верится, что еще совсем недавно его не было.

— Барни, должно быть, спятил от радости?

— Окончательно, — кивнула Кейт. — Подарил мне кольцо…

— Кольцо?

— Да, «кольцо вечности».

— Ого! Совсем как… в лучших домах. — Она присела на край кровати и посмотрела на Кейт. — А ты сама как?

Кейт заложила волосы за ухо.

— Спасибо, в восторге — только вот слишком часто плачу, нервничаю из-за кормления, да еще сидеть приходится в прямом смысле как на иголках.

Роза посерьезнела.

— Знаешь, он и вправду прелесть.

Кейт разрыдалась, протянула руку и принялась на ощупь разыскивать на тумбочке салфетки.

— Держи. — Роза подала ей одну.

— Извини…

— За что ты извиняешься?

— За все эти слезы…

— Тебе сейчас положено.

Кейт высморкалась.

— Поговори со мной.

— О чем?

— Расскажи, что там, снаружи. О чем угодно, только не о ребенке, а то опять разревусь.

Роза перевела взгляд на малыша.

— А я думала, дети тем и хороши, что с ними весь мир уже не нужен.

Кейт снова высморкалась и толкнула Розу ногой под одеялом.

— Ну, рассказывай!

— Вивьен и Макс заигрались в «Свидание вслепую», — начала Роза, — кстати, она сделала мелирование, и теперь местами блондинка, отец обнаружил, что у него, оказывается, есть работа, а я… ой, Кейт, что со мной было! Обхохочешься!

Кейт склонилась к малышу.

— Что?

— Я спала в постели Ласло.

Кейт вскинула голову.

— Что-о?!

— В доме было пусто, а это, в конце концов, моя спальня. Я просто прилегла на секундочку, а когда проснулась, было уже три часа ночи, и Ласло спал рядом с кроватью, на полу.

Кейт рывком села и поморщилась.

— Ой! Ф-фу… А ты что?

— Встала, — объяснила Роза, — так, чтобы не шуметь. Он укрыл меня полотенцем…

— Как мило!

— Вот и я укрыла его и на цыпочках ушла.

— А что было утром?

Роза отвела глаза.

— С тех пор я его не видела.

— Матери говорила?

Роза взглянула на нее:

— Нет. Вообще никому не рассказывала. А зачем?

Кейт скомкала мокрую салфетку и кинула ее на тумбочку.

— И что ты скажешь Ласло, когда снова увидишь его?

— Скажу, что мне нечего сказать, — торжественно объявила Роза. — Что мне еще остается?

Ласло был в ванной. По подсчетам Мэтью, он занимал ванную уже двадцать восемь минут. Зачем мужчине может понадобиться битых полчаса торчать в ванной, Мэтью не знал. Особенно мужчине, который, похоже, сделал целью своей жизни никому не доставлять хлопот, чем почему-то страшно раздражал. Если у него прихватило живот, мог бы засесть в нижнем туалете. Если решил понежиться в ванне, у него в запасе еще весь день — после того как Мэтью уйдет на работу, а он, Ласло, займется… чем там обычно занимаются актеры целыми днями, перед работой.

Мэтью приложил ухо к двери ванной. Тишина. Он постучал в дверь кулаком.

— Эй, там!..

Последовала пауза, потом легкий шорох, и Ласло открыл дверь. Он был полностью одет, глаза казались словно заплаканными.

— Извини, — поспешно сказал он.

— Ты в порядке?

Ласло кивнул и посторонился, пропуская Мэтью. Похоже, он даже полотенца с собой не брал.

«Неужели плакал?» — мелькнула у Мэтью неуютная мысль.

— Мне на работу надо, — угрюмо пояснил он.

— Да, конечно, — закивал Ласло.

Он направился к лестнице.

Мэтью посмотрел ему вслед, потом сказал:

— Да ничего, успею!

Оглянувшись на ходу, Ласло слабо улыбнулся и начал подниматься по ступенькам. Мэтью закрылся в ванной, запер дверь. Кто-то — скорее всего Роза — оставил на полу полотенце, к раковине прилипли рыжие волосы, определенно Розины. И края раковины, и полка над ней были тесно заставлены флаконами и тюбиками — настолько тесно, что несколько штук скатилось в ванну и лежало в лужице воды, оставшейся после того, кто принимал душ последним. Пластиковая шторка для душа — сохранились ли еще хоть где-нибудь эти уродливые изобретения цивилизации? — изломанными складками прилипла к кафельной стене, а пробка от раковины, которую Мэтью с момента возвращения домой уже раз десять приделывал к цепочке, опять была оторвана и валялась в мыльнице.

Мэтью снял банный халат и попытался пристроить его на крючок за дверью. Крючок и так-то был невелик, а теперь на нем чудом держались халат отца, материнское ситцевое кимоно, которому было лет пятнадцать, а то и все двадцать, какая-то замысловатая восточная хламида Розы и вдобавок гигантское полотенце. В углу на стуле с пробковым сиденьем громоздилось чистое, но неглаженое белье, несколько газет и телефонный справочник. А сушилку для полотенец, которой никогда не хватало на семью из пятерых человек, занимало огромное сохнущее покрывало с кровати.

У Мэтью вырвался раздраженный вздох: «В этом чертовом доме некуда даже полотенце повесить».

Он бросил свой халат и полотенце на пол, дернул пластиковую шторку, отгораживая ею ванну. Шторку украшали изображения морских звезд. Она висела тут с незапамятных времен, и морские звезды на ней красовались всегда, но почему-то сегодня утром их вид был почти невыносим. Мэтью открутил оба крана и нажал хромированную кнопку, пуская воду в душевую насадку. Кнопка выскочила, и его обдало ледяной водой. Выругавшись, он предпринял еще одну попытку, и снова очутился под холодным ливнем.

В дверь заколотили.

— Отстаньте все! — крикнул Мэтью.

— Мне нужно в душ, — послышался голос Эди.

Мэтью закрыл краны и выбрался из ванны.

— Горячей воды нет…

— Не выдумывай.

Мэтью наклонился, подобрал свое полотенце, обмотал его вокруг талии и отпер дверь. Эди стояла у порога в ночной рубашке и длинной лиловой кофте.

— Горячей воды нет, — внятно повторил он.

Эди взглянула на его полотенце.

— Что еще за новости? К чему такая скромность? Я, между прочим, твоя мать. Все это я уже видела, еще до…

— Я не принимал душ, — объяснил Мэтью. — И ты не сможешь. Никто не сможет, разве что ледяной.

Эди засучила рукава кофты.

— Кто это израсходовал всю воду?

— Не знаю, — откликнулся Мэтью. — Отец, Роза, Ласло…

Эди прошла мимо него в ванную.

— Только посмотри, что здесь творится!..

— Да.

— Живем, как в студенческой квартире.

Мэтью промолчал. Ему вдруг стало стыдно стоять в одном полотенце перед матерью, одетой лишь в ночную рубашку.

— Ничего. Приму душ в тренажерном зале, — решил он.

— С какой стати? — вскинулась Эди.

— Потому что мне нужно помыться, а здесь нет горячей воды, вот и все.

— И ты намерен уйти и оставить ванную в таком виде? — повысила голос Эди.