Мой генерал

Воцарилось молчание, как пишут в романах.

Марина замерла. Все замерли.

Бабуся Логвинова поправляла платок. Плат, говорила она.

– Да, – в полной тишине сказал Тучков Четвертый, – сейчас не надо про батюшку Ферапонта и деревню Мокша. Все равно вы наврали относительно того, сколько там Логвиновых. В первый раз было тринадцать, потом стало шестнадцать. И со звонком вы ошиблись. Никто не стал бы звонить вам из Мокши. Из деревни в Архангельской области нельзя позвонить в деревню на Волге, так уж наша страна устроена. Телеграмма – еще туда-сюда, а звонить – это слишком по-московски. И автобус в райцентр вам не нужен, если вы собираетесь в Архангельск! Вам все равно пришлось бы ехать питерским или московским поездом, а они останавливаются здесь, а не в райцентре. Что у вас там? Машина на стоянке?

Вероника отлепилась от своего Павлика и вытаращила глаза. Павлик опять произнес с чрезвычайно умным видом:

– О как!

Сережа кивнул Юле. Они слушали очень внимательно. Даже Оленька вылезла из своего платка.

– И на плац, откуда уходят лошади, вы пришли, чтобы удостовериться, что Вадим все-таки поехал. И девочку Зою угостили конфетой “Коркунов” – элитный шоколад, шесть штук за семьдесят рублей в супермаркете “Седьмой континент”. Бабка из Мокши дала бы ириску, Ирина Михайловна. Потом вы пробежали лесом, вспугнули Геннадия Ивановича с Оленькой, наткнулись на его коробок, очень приметный, и подложили его в кусты – там, где поджидали, когда пройдут лошади. Просто так, на всякий случай. Вы были уверены, что никто ничего не заподозрит. И не заподозрил бы, если бы не Марина, у которой… нюх. И еще она не верит, что лошадь может просто так убить человека. Только человек так может убить другого человека.

– Да, – согласилась бабуся Логвинова, – человек может.

Она сняла с головы платок и поправила волосы.

– Ну спрашивайте, – разрешила она, – и дайте мне сигарету! Замучилась я без сигарет!

Федор Тучков положил перед ней пачку, но зажигалку подносить не стал, несмотря на всю свою вежливость.

Она сама закурила, затянулась и положила ногу на ногу.

– Что за способ? – спросил Тучков.

– Я не хотела его убивать. Мне достаточно было того, чтобы он упал, покалечился, ногу сломал, руку. А может, спину. Как повезет.

– Зачем?! – не выдержала Марина. – За что?!

– Он мой зять, – сказала бабуся Логвинова и вытянула ноги, прикрытые сиротской старушечьей юбкой. – Он богатый человек из богатой семьи. Он хорошо зарабатывает, а отец дает ему еще больше. Он завел любовницу и собирался бросить мою дочь. Мы остались бы без средств, если бы он развелся с дочерью. Этого нельзя было допустить. Я решила, что выслежу его и что-нибудь с ним сделаю, что позволит… хотя бы на время изолировать его от любовницы. Нам нужно было, чтобы он написал завещание, а потом… я бы придумала, что с ним делать. Отпустить его просто так мы не могли. У нас ребенок, он должен на что-то жить.

– Он вас узнал, – сказал Тучков. – Как это вы думали, что можете его обмануть? Он же хорошо вас знает!

– Не выдумывайте, – отрезала Логвинова, – ничего он не узнал. Он на меня ни разу в жизни не посмотрел, как полагается зятю.

– А как полагается зятю? – Это опять Марина спросила.

– Да вам-то что? – Она смяла в пепельнице окурок и тут же закурила следующую сигарету. – У вас никогда не будет зятя. У вас никогда никого не будет. Я ненавижу старых дев, которые везде суют свой нос! Все беды из-за них!

– Спицей из арбалета стреляли? – буднично поинтересовался Тучков. – Впрочем, продавщица с казала, что именно вы вчера утром купили такую игрушку.

– Я долго думала, как именно это сделать, и придумала только вчера. Но я не ожидала, что он умрет. Просто мне повезло. И ему повезло. Он умер мужем моей дочери. А моя дочь осталась богатой молодой вдовой, и внучка – наследницей. Слава богу, я выполнила свой долг.

– Он не собирался бросать вашу дочь, вот в чем штука, – негромко проговорил Тучков Четвертый. – Он любовнице сказал, что никогда не женится на ней, потому что любит жену. И ребенка любит. У любовницы на этой почве истерика случилась такая, что она даже на лошади не поехала. А вы его убили. Ужасно глупо.

– Я не верю ни одному вашему слову, – отчеканила бывшая бабуся Логвинова. – Не трудитесь.

– Да мне, собственно, все равно, верите вы или не верите. Но я занимаю определенную… должность и отпускать вас с миром не стану.