– Проклятье! – бушевал Фредэ. – Где чертовы жандармы? Ну и убытки! Больше никаких карнавалов!

– Спасибо вам! – Анж поблагодарил всех, кто так вовремя пришел на выручку. А для Аполлинера добавил: – Надеюсь, эта маленькая война не помешает вам быть моим секундантом.

Художник схватил ближайший кувшин с вином и осушил его до дна. Сразу закружилась голова, помутилось в глазах. В поисках опоры он ухватился за один из перевернутых столов.

Гийом покачал головой:

– Пить вам больше не следует. Насколько я понимаю, вы собираетесь стрелять из этой развалины, – он указал на пистолет, который Анж всё еще держал в руке. – Готов поспорить, вы даже не умеете его заряжать. А у Моди армейский «лебель», который ему перед отъездом оставил на хранение Пикассо. И, умоляю, если вы человек здравомыслящий, обратите всё в шутку. Вряд ли я прощу себе, если прольется кровь – ваша или Амедео, всё равно.

* * *

Анж чувствовал себя разбитым. Напуганные дракой, таксисты и извозчики быстро разъехались, так что приходилось добираться пешком. Нетвердой походкой Дежан направлялся к дому. Прохожие сторонились его. Какой-то шутник плюнул художнику на спину и улизнул за ближайший угол.

Дома Дежан прокрался мимо двери хозяйки и отнес к себе в гостиную пакет с театральным костюмом. На лестнице он оступился, но удержал равновесие. Пришлось взять трость. У выхода из дома он остановился и терпеливо ждал, пока уляжется частое сердцебиение.

Из Парижа словно исчезли все пролетки. Ноги слушались плохо; трость казалась не слишком надежной опорой, и художник тяжело опирался на заборы, кованые решетки, стены домов.

Уже смеркалось. В переполненной винными пара́ми голове Дежана пульсировала назойливая мысль: как бы успеть вовремя!.. Ему давно не приходилось так спешить, и вот – ирония судьбы! – он изо всех сил торопился на рандеву со смертью.

Пьяная решимость придавала Анжу сил. Отомстить!.. за что?! Да за его, Дежана, разбитые надежды, за неразгаданную тайну, ореол которой был так грубо развеян. В этом мире нет места чудесам и ангелам. И не мстить же, в самом деле, за эту… эту…

Анж едва сдержался. Он даже слегка протрезвел, осознав, как далеко зашел в своем отчаяньи.

И упустил момент, когда трость застряла между булыжниками мостовой. Художник споткнулся о нее, потерял равновесие и рухнул на колени. Тупая боль пронзила правую ногу. Цилиндр упал в лужу с нечистотами. Пистолет, который Анж засунул за ремень сзади, с противным треском разорвал брюки по шву. Дежан взвыл от такого невезения. Со злостью вывернул трость из щели и увидел, как лакированное дерево дало трещину. Анж сломал трость об колено и вышвырнул обломки. Затем побрел дальше, пнув по дороге испорченный цилиндр. Наверное, хуже себя чувствовал разве что Дон Кихот после очередных побоев на вонючем постоялом дворе.

Наверняка судьба готовила художника к самой последней неудаче в жизни. Конечно, еще следует ожидать нападения бешеной дворняги или грабителя с дубинкой. Это очень удачная ночь, чтобы оказаться в полицейском участке, а то и со свернутой шеей в канаве. Грянет гром – и ему достанется первая же молния. Где вы, все черные кошки Парижа? – этой ночью решил прогуляться великий неудачник.

Он стиснул зубы и записал свое невезение на счет Модильяни.

На пересечении бульваров Сен-Дени и Себастопо́ль Дежан остановился, чтобы отдышаться, и взглянул на небо. Звезд почти не было. Луна то и дело скрывалась за обрывками туч. Всё казалось плоским и ненастоящим.

Художник двинулся к набережной Сены. Слева острыми переломами костей вонзался в небо силуэт собора Парижской Богоматери, справа еще были заметны стены Лувра. После недолгих колебаний Анж пересек остров Ситэ и побрел по бульвару. На ближайшем перекрестке он едва не столкнулся с жандармским патрулем, но успел метнуться по ближайшей аллее Люксембургского сада и укрылся за деревьями.

Он был почти на месте.

* * *

…И тут засыпающий Париж будто взорвался. На улицах послышался шум. В окнах домов зажигался свет. Вскоре бульвар Сен-Мишель заполонила толпа. Люди кричали и метались по мостовой. Из-за деревьев Анжу было видно, как кто-то кинул над головами ворох белых листков – их тут же расхватали. Без сомнения, произошло что-то важное, оно заставило горожан покинуть дома и слиться в единое безликое скопление.

Анж прислушался. Чаще всего доносились крики: «Германские убийцы!», «Спасем Францию!». Очень серьезный мужской голос веско произнес: «Круассан!» Толпа подхватила слово и принялась повторять его на разные лады. При чем здесь круассан, художник не понял, и ему вдруг стало до смерти любопытно. К сожалению, выйти из укрытия и расспросить о причине волнений он не мог. Дежан лишь пожал плечами, вздохнул и побрел к месту дуэли.

Над толпой поднялось несколько факелов, и ревущая людская река, наполняясь ручейками с соседних улиц, покатилась по направлению к острову Ситэ.

Вскоре ему снова пришлось прятаться: по дорожкам сада к рю Де Медичи промчался большой отряд жандармов.

* * *

Шум постепенно затихал.

Анж почувствовал себя одиноко в замершем царстве деревьев и статуй. Темнота-то какая, черт ногу сломит, подумал он и тут же перекрестился: сверху над ним навис настоящий черт. Проклятье, да это всего лишь одна из статуй фавнов, коими утыкан сад!..

Анж присел на ближайшую скамейку и вгляделся во тьму. Да, фонтан находится немного к северо-востоку. Художник подсветил спичкой циферблат часов: половина одиннадцатого.

Достал портсигар и с удовольствием закурил.

* * *

…Невдалеке промелькнула туманная тень, за ней еще одна. Это его не встревожило. Рядом, на край скамейки опустился крупный светлячок и замерцал в темноте, словно кусочек лимонной дольки. Затем светлячки появились отовсюду. Они застелили траву неровным сияющим ковром, без опаски садились на колени, рукава, полы сюртука. Двое уже светились в портсигаре. Прогонять их не хотелось.

Кто-то большой приглушенно вздохнул за кустами и, обогнув скамейку с Дежаном, побрел вглубь сада в сторону статуи святой Женевьевы. Анж не испугался: здесь, в местах, где прежде стоял про́клятый замок Вавен, вот уже восемь веков истинными хозяевами были призраки королей, королев, картезианцев, позже – плененных врагов Конвента и их палачей. Этот некто, бредущий во тьме, более уместен здесь, чем художник на скамье. Анжу словно дают понять: всего через час ты станешь в саду своим. Тебе будет дано вечно бродить среди оживающих по ночам статуй и привидений, которые придут сюда вспомнить былое и приветствовать нового товарища. Здесь всё казалось правильным и логичным; удивления не вызвала даже обнаженная женщина, которая плавно отделилась от ствола одного из деревьев и с любопытством уставилась на художника. За нею возникли вторая, третья, их волосы – ветви ивы…

На светлячковый ковер вступили крохотные сатиры с серьезными лицами и завертелись в танце вокруг скамейки. Лунный свет заиграл искорками на их шерстке и загнутых рожках.

Подыгрывая сатирам, где-то вдалеке приглушенно запела свирель.

Один из танцоров взобрался на скамью и с детской непосредственностью потянул цепочку часов, которая свешивалась из кармана Анжа. Художник отмахнулся от малыша – тот мгновенно отскочил и слился со стайкой собратьев…

И тут обитатели сада застыли.

* * *

Дежан услышал громкий голос:

– Дьявол побери, как этому олуху пришло в голову стреляться возле Сената?!

Его прервал другой голос, потише, который что-то быстро и настойчиво доказывал.

Дежан мгновенно пришел в себя. Вытащил наполовину вывалившиеся из кармана часы: без трех минут одиннадцать! Он вскочил и, хромая, бросился на звук голосов.

Жителей сада как не бывало.

* * *

По обе стороны вытянутого бассейна фонтана сквозь кроны деревьев пробивались лунные лучи. Художник различил с правой стороны водоема пять мужских фигур и осторожно обошел фонтан со стороны решетки. Выглянул из-за грота и с облегчением вздохнул: у ближайших цветочных вазонов, составлявших часть ограды, стояли Модильяни, Аполлинер, Зборовский и Жакоб. Пятого мужчину, высокого, подтянутого, с высоким лбом и аккуратной бородой, Анж не знал. Незнакомец держал тяжелый черный саквояж.

×
×