Бегемот

— Еще что-то забыл? — спросила она. — Еще один свиток? Или гирю из платины?

— Дилан, — тихонько сказал Алек. — Прежде чем возвратимся к Лилит, мне хотелось бы кое-что тебе сказать.

Дэрин, держа ладонь на дверной ручке, так и замерла.

— Что-нибудь… про нее?

— Про Лилит? Почему я… — Задумчивость у Алека сменилась отчего-то улыбкой. — А ты, я вижу, ею интересуешься.

— Ну а ты как думал.

Алек легонько хмыкнул.

— Скажи: а она ведь красивая?

— Ну да, наверное.

— Наконец-то. А я все ждал, когда же ты обратишь на это внимание. А то сунул голову в песок, чисто Dummkopf. А она все ждет, чтобы ты наконец заметил…

— Чтобы я заметил? Но почему… — Дэрин нахмурилась. — Мы о чем вообще говорим?

Алек аж закатил глаза.

— Нет, гляньте: он все еще дурачка из себя строит! Не видишь, что ли, как ты ей нравишься?

У Дэрин беззвучно открылся рот.

— Ты, я вижу, удивлен, — сказал Алек. — Да ты ей с самого начала понравился. Думаешь, она тебя в помощники взяла за твои способности к механике?

— Но… Я-то думал, что вы с ней…

— Я? Для нее я просто никчемный аристократ! — Алек с усмешкой качнул головой. — А ты… Ну ты и вправду Dummkopf!

— Но меня… я ей не могу нравиться, — растерялась Дэрин. — Я же… сам понимаешь, чертов воздухоплаватель.

— Ну и что. Ей и это кажется очень романтичным. В тебе есть стиль. И вид у тебя, я бы сказал, вполне привлекательный.

— Ой, брось!

— Да чего ты?! Я, когда с тобой познакомился, даже подумал: «Вот бы мне таким быть!» Может, и стал бы, не родись я дурацким принцем.

Дэрин прожгла Алека взглядом: ну ведь видно, что он с трудом сдерживает смех, — вон глаза как озорно блестят! Так бы и отвесила ему тумака, но все же…

— А ты… ты действительно думаешь, что я симпатичный? — пролепетала она.

— Привлекательный, я же тебе говорю! А теперь, когда ты вдохновил революцию, Лилит просто не может сдержать своих чувств.

Дэрин, замычав, мотнула головой. Надо немедленно, срочно поставить в этом деле точку, пока все окончательно не зашло в тупик.

— Ну да ладно, твою романтическую жизнь мы обсудим в следующий раз, — сказал Алек, ткнув в ее сторону свитком. — Просто я считал нужным тебе это сказать.

Дэрин недвижно смотрела перед собой, пытаясь привести мысли в мало-мальский порядок. С Лилит иметь дело, конечно, можно. Просто надо… Нет, правду, конечно, говорить нельзя, но нужно как-то ее переориентировать, что ли.

В конце концов, женщин и в самом деле привлекают лихие воздухоплаватели — даже мистер Ригби так говорит. В какой-то мере суть солдата состоит в том, чтобы быть образцом мужчины во всех отношениях. Это дома она — девочка.

— Хорошо, что сказал, — нашлась наконец Дэрин. — А что, черт подери, такого важного в этом свитке?

— В свитке-то? — Алек посерьезнел. — Да просто он, наряду с нашей здешней революцией, может положить конец войне.

•ГЛАВА 35•

Дилан молча воззрился на него, будто лишившись дара речи. Алеку казалось, что в безмолвной темноте он слышит стук собственного сердца. Прозвучавшие сейчас слова будто разом лишили его воли.

Но теперь, с уходом Фольгера, владеть этой тайной в одиночку было невыносимо, а Дилан доказал свою преданность уже невесть сколько раз.

— Это от его святейшества, — произнес Алек, держа футляр со свитком как свечу.

— В смысле, Папы Римского? — растерянно переспросил Дилан.

Алек кивнул.

— Это меняет условия брака моих родителей, делая меня полноправным наследником отца. Получается, я тебе говорил неправду: я не просто принц.

— Тогда ты… эрцгерцог?

— Я эрцгерцог династической линии Австрия-Эсте, кронпринц Венгрии и Богемии. Когда умрет мой двоюродный дед, мне, возможно, будет по силам остановить эту войну.

Глаза у Дилана медленно расширились.

— Потому что ты сделаешься, черт тебя дери, императором?!

Алек со вздохом подошел к своему любимому обширному креслу, богато украшенному кистями, и рухнул в него, разом лишившись сил. Он успел соскучиться по этому номеру со всем его левантийским великолепием. В те дни, когда он скрывался, Алек впервые почувствовал себя хозяином собственной судьбы, без наставников и менторов, благосклонности которых приходилось добиваться. А вот теперь, со вступлением в революционный комитет, ему приходилось спорить и отстаивать каждую мелочь.

— Все не так просто. Франц Иосиф назначил другого преемника, но вначале он избрал моего отца. — Алек посмотрел на скрещенные ключи буллы — знак папской власти, которую не осмелится оспаривать ни один верноподданный австриец. — Этот документ может поставить выбор императора под сомнение, во всяком случае, если война будет складываться не в пользу жестянщиков и народ захочет перемен. Мой отец, бывало, говаривал: «Страна с двумя королями всегда в проигрыше».

— Ну да, — сказал, подходя, Дилан. — А если еще и здесь вспыхнет восстание, то Германия окажется в полной изоляции!

Алек улыбнулся.

— А ты не такой уж и Dummkopf, как я погляжу.

Дилан примостился рядом на подлокотнике с видом растерянным и смятенным.

— Прошу прощения, ваше высочество, но это слишком для одного вечера. Вначале ты мне говоришь о ней — Дилан махнул туда, где находился номер Лилит. — А потом вдруг выкладываешь такое!

— Извини, Дилан. Мне никогда не нравилось тебе лгать, но я узнал об этом письме только в ночь знакомства с тобой и сам до сих пор не могу свыкнуться с этой мыслью.

— А уж я-то как удивлен! — Дилан, встав, зашагал взад-вперед по комнате. — Целую, черт ее дери, войну может закончить простой кусок бумаги, пусть даже и папской. Сказать кому — не поверят!

Алек кивнул. Он и сам почувствовал почти то же самое, когда Фольгер показал ему письмо. Однако здесь, в Стамбуле, Алек начал постепенно осознавать истинную значимость этого свитка. «Левиафана», огромного воздушного зверя, словно специально занесло на ту горную вершину, а теперь — сюда. И именно ему, Александру фон Гогенбергу, предстояло закончить войну, начало которой положила смерть его родителей.

— Фольгер говорит, сам Папа поручится за меня, если только я буду держать это письмо в тайне до тех пор, пока не уйдет из жизни мой двоюродный дед. А императору на той неделе стукнуло восемьдесят четыре. Он со дня на день преставиться может.

— Святые силы. Неудивительно, что германцы из кожи вон лезут, чтобы тебя изловить!

— Что правда, то правда. Дело принимает нешуточный оборот. — Алек опять посмотрел на футляр. — Вот для того мы сюда и пришли. И поэтому я согласен пустить отцовское золото на подготовку революции. То, что мы здесь делаем, способно изменить все.

Дилан перестал расхаживать по комнате и стоял, сжав кулаки, словно борясь с каким-то чувством.

— Спасибо, что ты доверяешь мне, Алек, — сказал он, глядя в пол. — А вот я доверял тебе не всегда. В смысле, не во всем.

Алек, поднявшись с кресла, подошел и положил другу руки на плечи.

— Ты знаешь, что можешь мне доверять, Дилан.

— Да, знаю. И поэтому хотел бы тебе кое-что открыть. Только поклянись, что никому не расскажешь — ни Лилит, ни комитету, ни одной живой душе.

— Я никогда не выдам твоих секретов, Дилан.

Его товарищ медленно кивнул.

— Только он будет, пожалуй, покруче остальных.

Он снова нерешительно смолк. Пауза затягивалась.

— Это, должно быть, как-то связано с твоим заданием здесь? Я прав?

Дилан с облегчением, но в то же время как-то разочарованно вздохнул.

— Ну да. Наверное. Наш отряд был послан на диверсию: уничтожить в проливе сети от морских чудовищ. Это изначально входило в план доктора Барлоу.

— Но твоих людей схватили.

Дилан покачал головой.

— Людей схватили, но с задачей мы справились. Прямо сейчас сети поедаются крохотными живыми организмами, причем это происходит столь незаметно, что османы спохватятся лишь тогда, когда будет уже поздно.