Бегемот

— Может быть, — сказал Фольгер, усаживаясь за письменный стол, заваленный картами и какими-то записями (сабля в ножнах служила пресс-папье). — Ну а как насчет ваших мозгов, мистер Шарп? Вам, я думаю, чтобы шпионить, ума хватает?

— Мне? Я же говорю, меня сюда послал Алек!

— Откуда я знаю? Прошлой ночью мне сообщили, что Алек ранен в бою, но ни его, ни мастера Клоппа увидеть так и не позволили. А теперь я получаю от Алека якобы тайное послание, и через кого? Через мальчишку, который держал его в заложниках!

— Но он… — Дэрин даже застонала от гнева и отчаяния: вот тебе за все твои услуги жестянщикам! — Он мой друг! И в отличие от вас мне доверяет!

— Докажите.

— Доказать? Извольте. Кто, как не он, выдал мне свою маленькую тайну? А?

Секунду граф Фольгер пристально смотрел на Дэрин, сузив глаза, затем перевел взгляд на лежащую на столе саблю.

— Тайну, говорите?

— Именно. Он сказал мне, кто он та… — Слова застыли на языке, когда до Дэрин дошла их жуткая суть. А если сам Алек не обмолвился графу насчет того, что доверил ей свой главный секрет? Тут и впрямь впору всполошиться. — Ну, это… в общем, большой секрет.

ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

Фольгер развернулся в мгновенном рывке. Сталь со зловещим свистом сверкнула на солнце; отлетел к стенке соседний стул, отчего Тацца испуганно вскочил. Мгновение, и в горло Дэрин уперся холодный клинок.

— А ну, выкладывай свой секрет, — с угрожающей нежностью пропел граф, глядя на нее совершенно безумными глазами. — Быстро.

— Это н-насчет родителей, — просипела Дэрин. — Отца с матерью у него убили. И из-за этого началась чертова война. А он или принц, или что-то вроде.

— Кто еще это знает?

— Я, я! Только я! — поспешила просипеть Дэрин, чувствуя горлом неумолимый холод смертоносной стали. — Ну и еще доктор Барлоу. А больше никто, клянусь!

Бесконечную секунду граф всматривался в глубину ее глаз. Низким голосом зарычал Тацца.

— Почему вы не поставили в известность капитана? — наконец произнес безумец, чуть отводя от нее клинок.

— Алек взял с нас обещание, — сказала Дэрин, не отрывая взгляда от кончика сабли. — Я-то думал, вы в курсе.

— Да нет, как видите. — Фольгер со вздохом опустил оружие.

— Можно подумать, я в этом виноват! — возмутилась Дэрин. — Значит, он как раз вам не доверяет!

— Может быть, — сокрушенно произнес граф.

— И нечего было мне, черт возьми, голову отпиливать!

Фольгер сухо улыбнулся.

— Да это я так, привлечь ваше внимание, — сказал он, поправляя ногой опрокинутый стул. — К тому же клинок тупой. Вы же, надеюсь, способны после ваших занятий отличить тренировочное оружие от боевого?

Вытянув руку, Дэрин схватилась за лезвие. Вот те раз: уж не та ли это сабля, которую она держала вчера? Не острее столового ножа.

Граф Фольгер, тяжело опустившись на стул, покачал головой.

— Этот мальчишка меня когда-нибудь доконает, — сказал он со вздохом, протирая саблю носовым платком и пряча в ножны.

— Алек хоть кому-то доверяет! — горячо воскликнула Дэрин. — А вы, остальные, просто с ума сошли! Лжете, шпионите… вон, вестовых ящерок боитесь. Совсем в своих интригах запутались. Немудрено, что из-за таких, как вы, мир погряз в чертовой бойне!

Снова зарычал Тацца и, странно тявкнув, вскочил с пола. Дэрин успокаивающе погладила его, отворачиваясь от Фольгера, чтобы тот не заметил злых слез, выступивших у нее на глазах.

— Однако. А Алек в самом деле ранен? — спросил граф.

— Да. Хотя только ребро зашиб.

— Почему мне не позволяют увидеться с ним или Клоппом?

— Наверное, из-за того, что мастер Клопп учинил во время боя, — сказала Дэрин, поглаживая Таццу по теплому боку. — Он перед самым выстрелом пушки Теслы развернул корабль. Без приказания.

Граф высокомерно хмыкнул.

— Так из-за этого ваш капитан вызывал меня к себе? Обсуждать вопросы субординации?

Дэрин сверкнула на него глазами.

— Он мог расценить это как бунт. За такое и вздернуть могут!

— Чушь, если только он не собирается вечно лететь на своей посудине по воле ветра.

Тяжело вздохнув, Дэрин потрепала Таццу по загривку. Что правда, то правда: «Левиафан» по-прежнему нуждается в жестянщиках и их двигателях, особенно с той поры, как воздушный зверь стал выкидывать разные фортели.

— Возможно, капитан просто пытается до вас достучаться? — предположила она. — Но я здесь не за этим.

— Ах да. Ваше тайное послание.

Дэрин взглянула на графа с укором.

— Вам, может, и дела нет, но Алек считает, что те два броненосца направляются в Константинополь, как и мы.

В ответ Фольгер снова поднял бровь. И, указав на упавший стул, произнес:

— Присаживайтесь, молодой человек, и все мне расскажите.

•ГЛАВА 7•

— Слышали? — спросил капрал Бауэр.

Алек, вытирая руки о промасленную ветошь, прислушался. Воздух содрогался от отдаленного рокота ожившего двигателя; чихнув несколько раз вначале, он затем ровно, басовито загудел.

Оглядев частокол из рычагов перед собой, Алек сказал своим людям:

— Нас здесь трое, Клопп там один, и все равно он запустился быстрее нас!

— Неловко это говорить, господин. — Бауэр растопырил перемазанные смазкой пальцы, — но от нас с вами толку как от козла молока.

Мастер Хоффман с хохотом хлопнул артиллериста по спине.

— Со временем, Бауэр, я сделаю из тебя инженера. От кого нет толку, так это от него. — Он взглядом указал на Херста, с угрюмым видом наблюдавшего за ними с угла машинной платформы.

Руки у главного инженера были чистые, незапятнанные.

— Что там происходит? — подал он голос.

— Ничего, мистер Херст! — отозвался Алек, переходя на английский. — Просто, судя по звуку, Клопп нас обошел!

— Да, похоже, — ответил инженер и опять погрузился в молчание.

День клонился к вечеру. Минуло около двух суток после неудачного столкновения с «Бреслау» и «Гебеном». Алека вместе с Хоффманом и Бауэром определили в моторную гондолу правого борта, в то время как мастер Клопп управлялся с левой, под вооруженной охраной и с графом Фольгером в качестве переводчика. После стрельбы из пневмопистолета решили, что вместе Клопп и Херст находиться больше не будут. Алека под стражу не взяли, видимо, потому, что он был весь перетянут бинтами. Поднимая гаечный ключ, мальчик всякий раз морщился от боли. Зато на гауптвахту никого не посадили. Доктор Барлоу убедила-таки капитана, что без помощи Клоппа воздушный корабль превратится в игрушку ветра. Или, что еще хуже, летающий монстр станет сам выбирать маршрут.

Однако добрая воля капитана предусматривала несколько оговорок: так, пятеро австрийцев должны находиться на борту до тех пор, пока дарвинисты не освоят все нюансы новых для них двигателей, сколько бы времени на это ни ушло. Поэтому оставалось под вопросом, смогут ли жестянщики покинуть «Левиафан» в Константинополе.

Через полчаса ожил наконец и двигатель правого борта. Когда из выхлопных труб повалил дым, мастер Хоффман встал за рычаги, и пропеллер пришел в движение. Алек прикрыл глаза, отрешенно слушая монотонный стук поршней. Пусть свобода не стала ближе, но хоть транспорт теперь в норме.

— Вы в порядке, господин? — участливо спросил Бауэр.

Алек глубоко вдохнул морской воздух.

— Летим, и то хорошо.

— Приятно чувствовать, как работает мотор, не правда ли? — Хоффман кивнул в сторону Херста. — Как думаете, наш недовольный друг понял хоть что-то из того, что мы делали?

— Будем надеяться, — сказал с улыбкой Алек.

Главного инженера «Левиафана» Бауэр с Хоффманом со времени боя невзлюбили. Они были с Алеком с той ужасной ночи, когда погибли его родители, и пожертвовали своей карьерой ради его защиты. Ожидать добрых чувств к Херсту, который открыл стрельбу по Алеку и мастеру Клоппу — неважно, был там бунт или нет, — от них определенно не приходилось.