Большое зло и мелкие пакости

“Почему он так откровенен со мной? Из-за бессонной ночи? Из-за того, что у него на глазах чуть не прикончили человека? Из-за того, что сегодня в его благополучной и очень далекой от реальности жизни было слишком много крови и больницы?”

— То есть врагов у вас нет?

— У меня масса врагов. Десятки и сотни. Спросите любого интеллигентного человека, и он вам скажет, что министр печати и информации — редкий идиот, и, если власти не догадаются от него избавиться, он еще наделает дел. Но все это не имеет никакого отношения к… жизни и смерти. Кажется, так это называется в художественной литературе?

Никоненко понятия не имел, как это называется в художественной литературе, и, по правде говоря, его это совсем не интересовало.

— Вы не связаны с большими деньгами, с разделом сфер влияния, с борьбой за близость… “к телу”?

Потапов вздохнул и снова посмотрел в окно:

— Связан. Но в гораздо меньшей степени, чем многие мои… коллеги. Я просто чиновник высокого уровня.

“Я ничего от него не добьюсь, — понял Никоненко. — Если буду настаивать, он прочтет мне еще лекцию о схеме устройства исполнительной власти в России. На черта она мне сдалась, эта схема?!”

— А… в личном плане? У вас есть личные враги? Кого вы снимали с должности, отправляли в отставку, лишали куска хлеба и последней рубашки?

— На той неделе один мой зам ушел на пенсию, — сказал Потапов сердито. — Это подходит?

— А семья? Жена? Теща?

— Мои родители души во мне не чают. Брат с сестрой тоже. Мой отец работает в НИИ авиационного оборудования, а мама — детский врач. Сестра — биолог на кафедре в МГУ, а брат программист. Время от времени работает в Штатах, но совсем переезжать не хочет. Жены у меня нет и тещи тоже. И детей нет. Я надеюсь. Что-нибудь еще?

Этот вопрос был задан так, что Никоненко понял: на этот раз аудиенция уж точно окончена. Спасибо за внимание. Все свободны. Они говорили минут сорок, и Потапов Дмитрий Юрьевич, охотно и подробно отвечавший на все вопросы, не сказал ничего.

Высший пилотаж.

Но мы тоже не все время валенки валяем.

— Извините, пожалуйста, — попросил капитан и заискивающе заглянул министру в глаза, — у вас есть ручка? Вы не могли бы записать телефоны вашей приемной? Я бы узнал у вашего помощника, кто звонил вам из школы…

Потапов вынул из внутреннего кармана ручку, и Никоненко подсунул ему блокнот.

— Огромное вам спасибо, — пробормотал он, спрятал блокнот и, пошарив рукой по обивке, сделал движение, будто собирается вылезти из машины, но не вылез, а повернулся к Потапову.

— Последний вопрос, — сказал он, — вы не обратили внимания, у кого в руках была сумка с луком?

— Нет, — ответил изумленный министр, — не обратил.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Никоненко, выбрался из “Мерседеса” и тихонько прихлопнул тяжелую дверь.

— Что такие пришибленные? — спросил полковник недовольно. — Или всем по домам охота?

— Охота, товарищ полковник, — признался Слава Дятлов. — Ночь же не спали.

— Следующую тоже спать не будем, — проинформировал их полковник, — дело взято под особый контроль. Генерал сегодня в министерстве полдня пробыл. Вечером я должен доложить. Есть что докладывать-то?

— Пистолет нашли, — скучным голосом сообщил Морозов то, что и так было всем известно, — отпечатков никаких, понятное дело. В картотеке не зарегистрирован. Вроде бы раньше нигде не стрелял.

— За углом школы, справа от фасада, обнаружена целая куча окурков. Там кто-то долго курил. Из опрошенных свидетелей никто не подтверждает, что там кто-то стоял. То есть непонятно, когда именно там стояли — может, за два часа до выстрела, а может, и раньше… Дождь шел, окурки все размокли, сказать ничего нельзя. — Дятлов вытащил из-под стола какие-то мятые бумажки и уставился в них: — Сигареты “Прима”, по следам зубов на фильтре можно утверждать, что курил один человек. Непонятно, что он там делал так долго.

— Место выбирал? — сам у себя спросил полковник. — Вряд ли. Больно уж на глазах…

— К месту происшествия в момент выстрела ближе всех оказался, естественно, сам Потапов, потом Дмитрий Лазаренко, потом Владимир Сидорин и Евгений Первушин. И еще дама… как ее?

— Дина, — подсказал Никоненко, — Дина Больц. Про нее Потапов рассказывал чуть не со слезой.

— Как это тебе удалось его первым допросить? — как бы похвалил капитана полковник. — Из деревни, а шустрый!.. Молодец!