Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли

В марте 1987 года “Керен Каемет” выкорчевал сто древних оливковых деревьев в Масличной балке (вади Зейтун) между деревней Сур Бахр и пригородом Восточный Тальпиот. На их место были посажены сосны. Официальная цель – “озеленение”.

Посадки сосны производятся не из любви к зелени, но для доказательства собственности. Керен Каемет помогает кибуцам и мошавам Иерусалимского коридора засадить их земли сосной, потому что у этих поселений нет ни рабочих рук, ни желания обрабатывать так много земли, но и отдать ее былым владельцам – невыносимо.

Вместо того, чтобы отдать землю изгнанным феллахам или позаботиться о ее обработке, Керен Каемет создает зеленую потемкинскую деревню. Даже при нежелании возвратить беженцев трудно было придумать более порочный путь, чем тот, что был избран.

При заселении страны евреи могли избрать “план олива” – создать класс свободных поселенцев, которые ухаживали бы за источниками и оливковыми деревьями, которые вели бы экстенсивное, спокойное горное сельское хозяйство. Вместо этого был избран “план сосна” – новые поселенцы были посланы в неразвивающиеся городки развития, в городские трущобы, в новые жилмассивы, а сельское хозяйство пошло по линии рыночного производства, с минимальным использованием труда и максимальной отдачей. Для такого хозяйства практически весь горный массив оказался мало пригодным, и вся древняя макроструктура террас и орошения оказалась ненужной.

За “Гадассой”, по дороге к монастырю св. Иоанна-в-Пустыни, старая дорога делает крутой изгиб. Внутри изгиба видны два столба и меж ними идет тропинка с вершины холма к источнику Эн Хиндак. Это классический “запечатанный источник”, с которым сравнивал свою возлюбленную царь Соломон32. Струя его бьет в пещере и обычно не выливается . из ее зева – как и в Эн Кабу и других. Летом, в особо жаркий день, можно залезть внутрь и окунуться в чистую студеную воду. Несколькими метрами ниже стоит циклопическая стена, которой в византийские времена перегородили это маленькое вади, чтобы вода не смывала землю и посадки.

На вершине холма стояло раньше село Катра. Женщины Катры протоптали эту тропинку к источнику – сюда они ходили за водой с кувшином. Над гигантской стеной еще можно различить посадки жителей Катры, но их захлестывает волна сосен, подымающаяся из долины Сорека. На месте Катры стоит поселок восточных евреев Эвен Сапфир, зажиточный, благополучный. Его жители не пользуются водой из родника, им не нужна стена, перегораживающая вади – воду они получают из водопровода. Сосны удерживают для них землю – на земле должно быть что-то посажено, а ничего проще сосны не найти. Вместо трудоемкой обработки русла вади они разводят кур, как и большинство еврейских поселений Нагорья. Кур они держат в тесных проволочных клетках, по шлангу засыпая искусственный корм и рыбий жмых. Куры Эвен Сапфира – и любого другого израильского поселения – никогда в жизни не бегали по травке и не клевали просо. Не удивительно, что эти яйца не похожи ни цветом, ни вкусом на яйца свободно живущих кур палестинского хозяйства. Но яйца приносят доход Эвен Сапфиру – не за счет продажи, но благодаря государственной субсидии. В стране растут горы яиц, которые невозможно продать – собственное население не может столько съесть, а за границей такие яйца обычно не покупают, как не соответствующие стандарту. Но производители продолжают получать субсидии, а куры продолжают мучиться в своих тюремных клетках.

Не лучше живется и коровам в развитом израильском хозяйстве. Их держат, как Железную Маску, всю жизнь в клетках, где и повернуться негде. Еда им подается по конвейеру, шлангом моют под ними бетонный пол, машины для дойки берут “молоко”, ветеринар со шприцем искусственно осеменяет их. В кибуце Гезер коровы сидят в грязном загоне, как в концлагере – а за забором зеленеет трава. Молоко этих коров, яйца этих кур не могут принести счастья.

Аморально и массовое убийство массово произведенных животных. Загляните в железные клетки, где кибуцники Гезера или мошавники Беер Тувьи держат телят на убой. Эти несчастные существа, никогда не пившие материнского молока, никогда не гулявшие по травке, будут хладнокровно убиты на бойне, разделаны и превращены в куски мороженого мяса в супермаркетах. Куры, вскормленные жмыхом в тесных клетках, также попадают морожеными в кухню израильтянам. Говядина из Аргентины приходит, пролежав с полгода в холодильниках, и вкус ее подобен резине. Если мы есть то, что нам дают есть, то мы давно превратились в жмых и опилки. Мясо промышленно произведенных животных и птиц не может принести счастья.

В последнее время (в частности, в Галилее) появились люди, отказывающиеся от промышленной и перешедшие на естественную пищу. Немногие из них замечают, что рядом с нами находится вполне натуральная Палестина, где основные продукты – баранина, овечье молоко и сыр, маслины, оливковое масло, виноград, хлеб, овес, фиги и смоквы – производятся естественным путем.

Палестинцы, как и библейские патриархи, разводят овец – благородных животных: они не поддаются промышленной обработке. Овец невозможно загнать в клетки и кормить с ленты конвейера – они подохнут. Поэтому они привольно пасутся на склонах гор. Зимой стада спускаются в пустыню, к Эн Фаре и Эн Кельт, а летом подымаются в высокие горы. Израильтяне почти не разводят овец и мало едят баранину. В обычных магазинах ее не бывает, и молодые израильтяне не любят ее непривычного вкуса: баранина ассоциируется с арабами.

Палестинцы не прошли испытания процветанием и кредитом. Если бы кредиты посыпались на них, как на еврейских фермеров, возможно и они сбились бы на промышленное производство кур, яиц, говядины, молока, а тогда баран просто вымер бы. Такая “израилизация” палестинцев более вероятна, нежели “палестинизация”, “гармонизация” израильтян.

Но пока этого не произошло, палестинцы хранят верность барану. За пределами любого села, в любой долине можно увидеть их стада. Патриархи любили это животное, и даже имя “Рахиль” означает “ярочка”. В те далекие дни люди чувствовали, что с животными нужно обращаться хорошо. Животное убивали, принося жертву Богу.

Это понимали не только евреи – у Гомера Одиссей со товарищи, освободившись из пещеры циклопа, не просто объедается мясом захваченных баранов, но совершает жертвоприношение : «Зевсу я принес в огненную жертву отборные части бедер вожака». И только умиротворив дух зарезанных животных, садились древние за сытную трапезу: «Мы сидели, набивая животы обильным мясом и сладким вином».

Действительно, естественнее убивать животных во имя Бога, чем во имя чревоугодия. С годами обычай жертвоприношения у евреев остался лишь в верчении петуха под Судный день. Но у палестинцев он не вполне исчез. Через два месяца после Рамадана, когда возвращаются домой паломники из Мекки, сотни тысяч верующих собираются на Харам аш-Шариф. В этот день, в праздник Адха, не пройти и не проехать по дороге на Иерихон, идущей к северу от стен Старого города. За месяц до этого палестинские семьи выбирают себе барашка на базарах Халиля, Наблуса, Иерусалима и Вифлеема и готовятся к закланию. Адха – это мусульманская Пасха, праздник заклания агнца. Бедуины крайне редко едят мясо – несколько раз в году, но зато они никогда не соглашаются есть мороженое мясо, а тем более мороженых кур. В них они не верят.

Если когда-нибудь Святая земля станет зеленой, клетки и загоны животных исчезнут с ее лица, телята будут сосать вымя матери, куры будут нести яйца, где придется, и наши босоногие дети будут искать и собирать их по утрам на завтрак. Исчезнут бойни и прекратится промышленное производство животных на убой. Мы будем есть мясо так же редко, как нынешние бедуины – по большим праздникам, но мясо это будет подлинным и настоящим, а не вскормленным на жмыхе в загоне.

“Зеленые” чувства бывают и у левых, и у правых. Свободные поселенцы в Галилее учатся у соседних бедуинов и отказываются от холодильников. Правый генерал “Рафуль” Эйтан жмет оливковое масло ручным прессом для вящей чистоты, а вокруг его деревенского дома пасутся гуси, благородные римские птицы, не способные жить в клетке, делающие его, немолодого крестьянина с загорелыми руками, похожим на вернувшегося в деревню Велизария, Помпея, Сципиона “кончающего дни свои тихо, в опале”.