Личный космос

Взошла луна. Не серебряная, подобно земной, а зеленая, как сыр, составлявший, по словам юмористов-фольклористов, лунный материал. Она была в два с половиной раза больше земной луны и набухала в беззвездном черном небе, отбрасывая серебристо-зеленый свет на нефритовую улицу.

Гигантский диск двигался по небесам, и его свет, словно тянущая его упряжка мышей, просачивался вперед и вскоре залил перемычку дверей, у которых стоял Кикаха.

Кикаха поднял взгляд на луну и пожелал находиться там. Он много раз гулял по её поверхности, и если бы он смог добраться до одних скрытых маленьких врат в Таланаке, то мог бы снова погулять по ней. Однако все шансы были за то, что фон Турбат знал об их местонахождении, поскольку ему было известно о больших вратах.

Даже если так, стоило бы выяснить наверняка, но одни из маленьких врат находились в часовне в трех улицах над самой нижней, а другие — в храме. Захватчики перекрыли все ведущие к ним улицы и начали обыскивать дом за домом, начиная с самого нижнего уровня.

Они будут постепенно подниматься, действуя по теории, что если Кикаха прячется, то его будут гнать вверх, пока он не наткнется на солдат, расположенных на двух уровнях непосредственно ниже дворца.

В то же время другие промежуточные улицы будут патрулироваться, но не часто и мелкими обрядами: на большеё у фон Турбата не хватит солдат.

Кикаха покинул двери и прошел через улицу и вал, спустился по богам, зверям, людям, абстрактным символам и пиктограммам, выступавшим из поверхности горы между двумя улицами. Спускался он медленно, так как опоры для рук и ног не всегда были надежными, а кроме того, у подножья спуска на улицу ниже располагались солдаты.

Они держали факелы, некоторые из них сидели на лошадях.

На полпути он прильнул к стене, неподвижный, как муха, заметившая где-то вдали угрожающую ей огромную темную руку.

По нижней улице зацокали копыта четырех конных патрульных. Они ненадолго остановились поговорить с расположившимися у спуска часовыми, а потом тронулись дальше. Кикаха тоже пустился в путь, добрался до улицы и заскользил вдоль стены, фасада домов, от одной тени у дверей к другой Он все еще нес лук и колчан, хотя без них, спускаясь, мог бы двигаться болеё гладко и бесшумно, но они могли ему отчаянно понадобиться, и он пошел на риск, связанный с их бряцанием и неудобной тяжестью.

Он продвигался так до тех пор, пока луна не приготовилась уплыть за монолит на северо-западе, прежде чем он добрался до улицы, на которой жила Калатол. Это был район бедняков, рабов, недавно купивших себе свободу, квартир и таверн для матросов и контрабандистов с речных кораблей торговых флотов, наемных охранников и возчиков фургонов торговых караванов с Великих Прерий. Тут проживало также множество воров и убийц, против которых у полиции не имелось ничего осязаемого, а другие воры и убийцы прятались там от правосудия.

В обычный день даже в это позднеё время на улице Подозрительных Запахов толпилось бы множество людей, и стояли бы шум и гам, но введенный завоевателями комендантский час оказался действенным.

Не видно было ни одного человека, кроме нескольких патрулей, а все окна и двери были закрыты на засовы. Этот уровень был, подобно нижним улицам, выдолблен тогда, когда тишкетмоаки начали переделывать гору в метрополис.

Тут дома и лавки стояли на самой улице. По крышам этих домов шла вторичная улица с другими домами на ней и третичной улицей по крышам тех домов и еще одной улицей по крышам домов на той улице.

Иными словами, ступенчатая пирамида существовала в меньшем масштабе внутри большого.

К этим улицам по крышам домов добирались по узким лестницам, выдолбленным из нефрита, между пятым и шестым домом на главной улице. Вверх по лестнице можно было гнать мелких животных, вроде свиней и овец, но поднимающийся конь рисковал поскользнуться на камнях.

Кикаха прошмыгнул через улицу Зеленых Птиц, находившуюся непосредственно над четвертым уровнем домов улицы Подозрительных Запахов. Дом Калатол — если она все еще там жила — выходил фасадом на третий уровень. Он собирался перелезть через ограду, повиснуть на руках, а потом спрыгнуть на крыши домов четвертого уровня и схожим образом на улицу третьего уровня. И тут не имелось никаких выступов, чтобы можно было слезть по ним.

Перейдя улицу Зеленых Птиц, он услышал цоканье железных подков. Из тени, отбрасываемой крыльцом фасада, выехали трое всадников на вороных конях. Один был рыцарем в полной броне, а двое других — ратниками. Кони мчались галопом, всадники низко пригнулись к шеям лошадей, за спиной у них развевались черные плащи — зловещий дым от огня дурных намерений.

Они находились достаточно далеко, чтобы Кикаха мог сбежать от них, перескочив через парапет и спрыгнув вниз, но у них, вероятно, имелись луки и стрелы, хотя он и не мог разглядеть их, и если они достаточно быстро слезут с коней, то смогут застрелить его. Лунный свет был вдвое сильнее, чем на Земле в полнолунье. Болеё того, даже если их стрелы не попадут в него, они позовут других и начнут обшаривать дом за домом.

Он подумал, что теперь-то поиски начнутся, чтобы там ни случилось, но… нет, если он сможет убить их, прежде чем услышат другие… наверное… стоит попробовать…

При иных обстоятельствах Кикаха стал бы целиться во всадников. Он любил лошадей, но когда дело шло о спасении его жизни, сентиментальность испарялась. Все создания должны умереть. Но Кикаха намеревался добиться, чтобы к нему смерть пришла как можно позднее.

Он прицелился в лошадей и быстро свалил двух. Обе тяжело упали на бок, и ни один из всадников не поднялся. Третий, рыцарь, продолжал, не отклоняясь, скакать вперед, нацелив копье в грудь Кикахе. Стрела прошла сквозь конскую шею, животное упало головой вперед, вскинув копыта над хвостом. Всадник вылетел из седла, большую часть своего полета он удерживал копье, но бросил его, подтянул ноги и ударился о землю в позе зародыша.

Сорванный с головы конический шлем стукнулся о камень, подскочил и покатился по улице. Рыцарь заскользил по камню боком, срывая плащ, ложившийся позади него, словно его отделившаяся тень.

Затем рыцарь поднялся, несмотря на свои доспехи, и вытащил меч. Он открыл было рот, чтобы кликнуть всякого, кто мог услышать и прибежать на помощь. Стрела прошла меж зубов и сквозь спинной мозг, и он рухнул на землю, зазвенев мечом по нефриту…

К седлу мертвого коня мертвого рыцаря была приторочена серебряная шкатулка.

Кикаха попытался открыть ее, но ключ, должно быть, находился где-то у рыцаря.

У него не было времени искать его.

На улице лежали три убитых коня, убитый человек, возможно, еще. двое убитых, и никаких криков в отдалении, указывающих, что кто-то услышал этот шум.

Однако туши и трупы долго не останутся незамеченными. Кикаха спустил вниз лук и колчан и последовал за ними. Меньше чем через минуту он стоял на улице третьего уровня и стучал по толстой деревянной раме окна Калатол. Он стукнул три раза, сосчитал до пяти, постучал два раза, сосчитал до четырех и постучал один раз.

В другой руке он держал нож.

Не слышалось никакого ответа.

Он подождал, сосчитав до шестидесяти, по коду, как он его помнил, а затем снова постучал, как предписывалось. Сразу же после этого до него донесся сверху стук копыт, а потом шум. Послышались крики и зов рога. На улице выше и на главной улице ниже начали скапливаться огни. Забили барабаны.

Вдруг ставни распахнулись, и Кикахе пришлось быстро пригнуться, чтобы не получить ими по лицу. Внутри комнаты царила темнота, но бледно светился призрак женского лица и обнаженного торса.

Наружу хлынул запах чеснока, рыбы, свинины и любимого хозяйкой заплесневелого червивого сыра. Кикаха ассоциировал с этими ароматами красоту обработанного нефрита. Первый визит к Калатол обесчестил его. Он ничего не мог тут поделать — он был человеком ассоциаций, не всегда желательных.

В данный момент это означало Калатол, бывшую столь же прекрасной, как её сыр — страшным, или столь же прекрасной, как её слова — скверными, а характер у неё был столь же горячим, как исландский гейзер.