Бездна

Мир окутывает тонкая паутина лжи, пряча правду...

Неожиданно оказалось, что Олив уже не лежит на полу. Простыни сверху, снизу, матрас под спиной. Она больше не ребенок.

Открыла глаза в гостиничном номере, окруженная сатанистами.

— Теперь ты хорошо видишь, Олив, — насмешливо произнес голос отца, — что никогда не спасешься. Выпила человеческой крови, поела человеческой плоти. В глазах Бога ты проклятое создание, преданное анафеме. Отправишься в ад, где мы все соберемся... навечно!

— Нет! — закричала она. — Я спасусь! Переживу второе рождение!

Все кругом злобно захохотали, а отец переспросил:

— Второе рождение? Милая Олив, не суждено тебе снова родиться в Духе, поскольку ты уже заново родилась от свиньи.

Смех стал еще громче.

— Когда-нибудь слышала, чтоб свинья на небеса вознеслась?

Олив всхлипнула, крепко зажмурилась, уши зажала руками — руки почему-то остались свободными, — чтобы не слышать смех, который вскоре затих. Нерешительно открыла глаза...

* * *

Никого.

Села в постели, протерла глаза. Огляделась вокруг в темноте. В другом конце комнаты рядом с темным прямоугольником телевизора на дисплее будильника плавали красные цифры 4.28.

Она испытала облегчение. Сон... страшный, жуткий сон... однако просто сон. Отец умер. Больше он ее мучить не будет...

Она застыла. Горевшие цифры исчезли... словно кто-то их загородил. Что-то зашевелилось со всех сторон.

Ох, нет, пожалуйста, боже мой, нет!

Больше не вынести. Олив открыла рот, хотела крикнуть, но на лицо, на губы легла рука в кожаной перчатке...

* * *

Джек...

...проснулся, услышав скребущий звук...

Сел, прислушался. Из-за двери. Полез под подушку, нащупал «глок», послал в ствол пулю, подкрался на цыпочках к двери.

Добравшись, почувствовал запах.

Гнилую вонь ракшасы.

Неужели опять? Хотя прежде был сон — сейчас явь.

Он выглянул через глазок в коридор. Что-то там не то. Свет нигде не горит. Все равно что в гроб заглянуть. А пахнет еще хуже.

И тут увидел глаза, горевшие желтым миндалевидные щелки, парившие в воздухе, узнал ракшасу!

Некогда удивляться, откуда тот взялся, — огромная туша грохнулась в дверь с другой стороны. Джек отскочил назад. Еще удар в дверь и еще, дерево затрещало, полетели ракетами щепки.

Он кинулся обратно в комнату, непрерывно стреляя. Прыгнул на кровать, прижался спиною к стене, бешено паля вниз и по сторонам, повсюду, где видел глаза.

Опустошив обойму, встал, задыхаясь, обливаясь потом. Глаза исчезли, ничего не слышно сквозь звон в ушах. Медленно, осторожно нагнулся, пошарил, нашел выключатель, зажег настольную лампу.

Прищурившись на внезапном свету, охнул, увидев десяток громадных тварей цвета кобальта, которые топтались в номере, нисколько не пострадав от пальбы. Акульи морды повернулись к нему, зубы скалились, лапы мелькали, однако чудовища не приближались. Просто смотрели на него желтыми глазами василисков, как бы ожидая, что он упадет замертво. Чего спешить? Никуда он не денется.

Как? Как они попали в номер, не подняв кругом панику, не оставив за собой кровавого следа?

И какого черта ждут?

Впрочем, надо бы радоваться, что ждут. Запасные обоймы в спортивной сумке у двери. Хорошего мало — видно, пули их не берут. Но огонь... огонь действует.

Джек покосился на лампу. Можно устроить пожар, разбив лампочку?

Протянул было руку и услышал голос:

— Не бойся.

Он резко оглянулся, кто это...

Самый крупный ракшаса шагнул вперед:

— Мы твои братья.

Голос вроде идет от ракшасы, хоть это невозможно.

— Что? — вслух спросил Джек, чувствуя себя полным идиотом.

Насколько известно, у ракшас мозги питбуля и вовеки непреодолимые инстинкты ракет «томагавк», почти столь же смертоносные и разрушительные. Те, кого он убил, могли вымолвить пару слов, но далеко не сравнялись бы в красноречии с самым тупым попугаем.

Тем не менее, вот он, голос, обращается к нему по имени.

— Ты наполовину ракшаса, Джек. Давно забыл свою истинную природу. Пора, в конце концов, выйти на свет.

Что еще за чертовщина?

— Сбрось с себя человеческое, выпусти на свободу иное. Просто сделай шаг. Всего один легкий шаг.

— Да ты в своем уме? — буркнул он. Прозвучало слабовато.

— Значит, все же отказываешься? Этого мы и боялись. Знаем, что именно не позволяет тебе признать истинную природу, поможем своему брату преодолеть преграду.

Возле выбитой двери поднялась какая-то суета, ракшасы вдруг заволновались. Кровь в жилах у Джека разом заледенела при виде Джиа и Вики. Воздух из комнаты улетучился, он задохнулся.

— Джек! — закричали они в один голос.

Он рванулся к ним — крупный ракшаса крепко припер его к стенке.

— Постой, — сказал он.

Джек в ужасе смотрел, как Джиа тащат по полу. Полдюжины ракшас окружили, загородили ее. Он изо всех сил рвался, колотя большого ракшасу незаряженным пистолетом, но тот пригвоздил его к стенке, как муху. Он вопил в ярости, в страхе, глядя, как топчутся пятки — опускаются чистые, поднимаются красные. Слышал страдальческие крики Джиа, испуганный визг Вики. Кровь Джиа брызнула на стену, Джек взбесился — кровавую картину застила черная туча, — сверхъестественным усилием вырвался из хватки ракшасы, ринулся в толпу.

В прыжке увидел разорванное тело Джиа, умоляющий взгляд широко открытых голубых глаз, в которых угасала жизнь. Отчаянно вскрикнул, могучие руки схватили его, отшвырнули к окну. Он ударился о стекло, извернулся, изловчился схватиться за подоконник. Цеплялся кончиками пальцев, старался, болтая ногами, упереться в кирпичную стену, не видя происходящего в комнате, слыша только крик Вики, сорвавшийся на болезненный визг, который перешел потом в хрип, зная, что она мертва и спасать ее поздно, обеих спасать слишком поздно, а без них дальше незачем жить. Если он их не спас, не сумел защитить Джиа с Вики, значит, вся его жизнь — просто стыд и позор и вполне можно с нею сейчас покончить.

Сверху раздалось шипение — крупный ракшаса навис над подоконником, поднял трехпалые руки, залитые кровью.

— Им конец. Больше никто не стоит у тебя на пути. Возвращайся в родную семью.