Следующая порция денег — но неизвестно сколько — получена им месяц позднее, на это есть указание в письме от 22 октября к сестре Маняше: «Очень благодарю за хлопоты с издателями и посылку денег».

Приходит и третья порция денег, о ней 26 ноября Ленин извещает ту же сестру Марию: «Мы живем по-старому. Дороговизна все сильнее. За деньги большое спасибо». В этом же письме Ленин уведомляет сестру, что он писал «М.Т.» (то есть Елизарову. — Н.В.) о «получении 500 руб. = 869 frs.».

Неважно знать, из каких источников идут эти деньги: являются ли они гонораром, займами, если только они существуют, из остатков «ульяновского фонда», сбором ли средств на помощь Ленину (такой сбор производился в 1916 году) или тем, что выделял из своего заработка Елизаров, служивший в правлении общества «Пароходство на Волге». Но факт налицо: Ленин не оставлен без помощи. Деньги к нему идут. Идут уже несколько месяцев. Поэтому совершенно не понятно паническое письмо, посланное им в октябре 1916 года члену Центрального Комитета Шляпникову, жившему в Стокгольме и поддерживавшему связи с Петроградом: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем. Надо вытащить силком деньги от издателя «Летописи» (М. Горького. — Н.В.), коему посланы две мои брошюры (пусть платит; тотчас и побольше!) …Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне»[63].

Это не язык Ленина, а насмерть испуганного человека. Это не лик громовержца, как раз в это время в своих статьях и на конференциях в Циммервальде и в Кантале, призывавшего кровавой гражданской войной повергнуть ниц весь буржуазный мир. Это лицо простого обывателя, человека улицы, с ужасом повторяющего: «дороговизна дьявольская», мясо вздорожало, сахар вздорожал, масло вздорожало. Ленин готов писать «что бы то ни было», лишь бы «не поколевать». Его письмо cri d'alarme, корабль тонет. Ленин клянется — «ей-ей жить нечем». И именно это-то и странно. Ведь кроме того, что ему посылают из России, у него (что обнаружится позднее) есть еще дополнительные средства.

Ленинский SOS, панический призыв о помощи, Шляпников не замедлил передать в Петроград. Отклик последовал довольно быстро. Свидетельство о том — письмо Ленина от 15 февраля 1917 года к сестре Марии: «Дорогая Маняша! Сегодня я получил через Азовско-Донской Банк 808 frs., а кроме того 22/1 я получил 500 frs. Напиши, пожалуйста, какие это деньги, от издателя ли и от которого и за что именно и мне ли… Я не могу понять, откуда так много денег; а Надя шутит: «пенсию» стал-де ты получать. Ха-ха! Шутка веселая, а то дороговизна совсем отчаянная, а работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая»[64].

Не будем допытываться, откуда пришли эти деньги. С сомнением отнесемся и к потере Лениным работоспособности. Она у него громадна. Кроме множества статей и докладов, он за короткое время написал две книги: «Империализм, как высшая стадия капитализма» и «Новые данные о законах развития капитализма в земледелии». Получение удивившей своим размером денежной суммы, казалось бы, должно избавить Ленина от страха «поколеть» с голоду. Нет, он продолжает беспокоиться и ищет способы обеспечить себя верными и большими доходами. Их должно принести — как вы думаете — что? Издание «Педагогической энциклопедии»! План сего предприятия он весьма произвольно приписывает своей жене, но та в своих «Воспоминаниях» приписываемое ей авторство категорически отвергла, указывая, что «фантастический», по ее словам, план издания этой Энциклопедии составил Ленин. Мы понимаем теперь, что он серьезно говорил: «засяду писать что бы то ни было».

Вот что о сей «фантазии» Ленин писал своему шурину 18–19 февраля 1917 года (обратим внимание на дату!): «Из прилагаемого Вы увидите, что Надя планирует издание «Педагогического словаря» или «Педагогической энциклопедии». Я усиленно поддерживаю этот план, который, по-моему, заполнит очень важный пробел в русской педагогической литературе, будет очень полезной работой и даст заработок, что для нас архиважно. Спрос теперь в России, с увеличением числа и круга читателей, именно на энциклопедии и подобные издания, очень велик и сильно растет. Хорошо составленный «Педагогический словарь» или «Педагогическая энциклопедия» будут настольной книгой и выдержат ряд изданий. Что Надя сможет выполнить это, я уверен, ибо она много лет занималась педагогикой, писала об ней, готовилась систематически. Цюрих — исключительно удобный центр именно для такой работы. Педагогический музей здесь лучший в мире. Доходность такого предприятия несомненна. Лучше бы всего было, если бы удалось самим издать сие, заняв потребный капитал или найдя капиталиста, который бы вошел пайщиком в это предприятие. Если это невозможно и если гоняться за этим значило бы лишь терять время, — Вам, конечно, виднее, и Вы, обдумав и наведя справки, решите этот вопрос, — тогда надо предложить сей план старому издателю, который наверное возьмется. Надо только, чтобы план не украли, т. е. не перехватили. Затем надо заключить с издателем точнейший договор на имя редактора (т. е. Нади) обо всех условиях. Иначе издатель (и старый издатель тоже!!) просто возьмет себе весь доход, а редактора закабалит. Это бывает. Очень прошу подумать об этом плане хорошенько, поразведать, поговорить, похлопотать и ответить подробнее». В постскриптуме: «Издание — 2 тома, в 2 столбца. Выпускать выпусками, по 1–2 листа. Объявить подписку. Тогда деньги поступят быстро. Если удача, ответьте телеграммой: «Договор энциклопедии заключен». Тогда Надя усиленно возьмется за работу».

Письмо любопытное. В нем, прежде всего, сказывается присущая Ленину глубокая уверенность — раз он пропагандирует какой-нибудь план или идею, они не могут не иметь особую, высшую ценность. Нажимая на Елизарова, он уверяет его, что задуманная «Педагогическая энциклопедия» будет иметь большой успех, выдержит ряд изданий, станет «настольной книгой», и «несомненно» окажется доходным предприятием. Авторитетный тон, с которым Ленин утверждает, что «Педагогическая энциклопедия», по его мнению (а в этой области он полный профан), «заполнит очень важный пробел» в педагогической литературе — вызывает улыбку. Однако в числе изданий, осуществлявшихся по указанию Ленина после его прихода к власти, этой знаменитой «настольной» энциклопедии нет. Он просто забыл о ней и о других затеях цюрихского периода жизни.

Проступает в письме и другая характерная черта Ленина: вечная подозрительность, неверие в самые элементарные людские добродетели. Всякий издатель, будучи представителем в этой области капиталистической фауны, по мнению Ленина — хищник. Даже в большевике Бонч-Бруевиче, которого в письме Ленин именует «старым издателем», он предполагает жулика, способного украсть, перехватить план, закабалить редактора, присвоить все доходы от предприятия.

Самое же замечательное, что письмо Ленина написано почти накануне февральского переворота 1917 года (оно пришло в Петербург 11 февраля). Политическая атмосфера в то время была заряжена электричеством. Кажется, никто из обладавших минимумом политического чутья не сомневался, что гроза близится неминуемо. Об этом начали говорить еще в конце 1915 года, когда В. А. Маклаков в произведшей большое впечатление статье в «Русских Ведомостях» аллегорически изобразил царскую власть в виде шофера, ведущего машину (страну) к неизбежной гибели. Уже в 1916 году начались стачки рабочих. В январе они происходили в текстильном районе Иваново-Вознесенска, а в октябре — в Петрограде. Критика царя и царской фамилии, особенно после убийства Распутина, велась повсюду, почти открыто, без всякой осторожности. Правительственная власть, презираемая всеми, явно разлагалась. Чувствовалось, что нужен только небольшой толчок — и все рухнет.

×
×