«Номер один»

— Не нужно слишком на это рассчитывать, Грэм.

— Мы молодцы, Милли. Все это говорят.

— Да, и любой, кто идет на это шоу, говорит, что все вокруг утверждают, что он молодец. Ну же, я думала, мы будем репетировать.

Они запели, как всегда начав с песни «Just Like A Woman» Боба Дилана. Милли очень нравилось, когда Грэм пел с легкой хрипотцой, хотя она знала, что он делает это, потому что не может брать некоторые ноты. В их дуэте Милли пела лучше. Настоящей страстью Грэма были инструменты.

После «Just Like A Woman» они спели «This Land Is My Land» Вуди Гатри, после чего Грэм предложил выпить чаю.

— Грэм, мы спели всего две песни. Ты совсем не стараешься.

Грэм, казалось, действительно не был расположен петь. Его что-то тревожило.

— Милли?

— Да?

Последовала пауза. Видимо, вопрос, который хотел задать Грэм, давался ему нелегко.

— Как я выгляжу? — наконец спросил он.

Миллисент удивилась. Она знала Грэма много лет, и раньше он никогда ее об этом не спрашивал.

— Как ты выглядишь? — повторила она, чувствуя себя глупо.

— Да. В смысле, я знаю, что у меня темные волосы, и мама говорит, что я симпатичный… что бы это ни означало, ведь все матери думают, что их сыновья симпатичные.

— Ну… ты симпатичный.

— Нет, это не ответ. Как я выгляжу?

Миллисент ужасно покраснела. Ей стало интересно, может ли Грэм понять, что она смущена; ей вдруг стало очень жарко, и она подумала, что он, должно быть, чувствует исходящее от нее тепло.

— Я не знаю, — сказала она. — Почему ты сейчас заговорил об этом? Мы должны репетировать.

— Ну, если мы хорошо выступим на прослушивании, меня увидят миллионы людей, правда? А я никогда не видел себя. Это ведь так странно. Я хочу знать, что они увидят.

— Грэм, это всего лишь прослушивание.

— Я знаю, как выглядишь ты, Милли.

— Правда? Ну и как же я выгляжу?

— Ты красивая.

Грэм потянулся и, найдя ее лицо, притянул его к себе. Поцелуй был очень длинный, как и все первые поцелуи.

Для Грэма это был самый настоящий первый поцелуй, а не просто первый поцелуй с Миллисент, и, когда он водил языком у нее во рту, ему хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Миллисент тоже полностью погрузилась в происходящее. У нее был кое-какой опыт, но едва ли достаточный, и они с Грэмом компенсировали напором и энергией отсутствие хорошего стиля и нежности.

Наконец, после того как Миллисент не разрешила Грэму засунуть руку себе под джемпер, они разомкнули губы.

— Твоя мама внизу, — прошептала она.

— Кому какое дело?

— Мне есть дело, Грэм. К тому же это… ну… Мне просто нужно перевести дух, вот.

— Как я выгляжу, Милли? — спросил он.

Во время длительного тесного общения темные очки с Грэма слетели, и теперь он смотрел на нее странными, темными невидящими провалами, которые Милли видела редко, но каждый раз чувствовала, что никогда к ним не привыкнет. Возможно приняв ее молчание за смущение или даже отвращение, Грэм начал ощупывать кровать в поисках очков.

— Не надевай их, Грэм. Только рок-звездам можно находиться в помещении в темных очках. А ты пока что не рок-звезда. Да, и, кстати… ты тоже красивый.

«Четверка-Х»

После Грэма и Миллисент Эмма открыла еще штук тридцать конвертов, прежде чем решила оставить «Четверку-Х».

Майкл, лидер «Четверки-Х», написал свое полное имя, как и положено. Майкл Роберт Харли. Девятнадцать лет.

Затем Майклу нужно было написать адрес. Он подумывал написать «до востребования», потому что почтальон не всегда доходил до конца коридора огромного малоэтажного дома в Бирмингеме, где он жил с матерью и сестрами. Район Майкла некогда назывался именем Анайрина Бевана, а затем носил имя Нельсона Манделы. Нынешнее название было Коллинбрук, в честь ручья, который некогда с журчанием тек по земле, где был построен район, а сейчас являлся частью канализационной системы под ним. Майкл называл это место адом.

Когда Майкл только подрастал, для мальчишки (особенно черного мальчишки) существовало только две реальные возможности покинуть Коллинбрук: совершить преступление (преимущественно торговать наркотиками) или заниматься спортом. Теперь появилась третья возможность: шоу «Номер один». Майклу больше понравилась мысль собрать музыкальную группу из мальчишек, чем купить пистолет или стать боксером, и так появилась группа «Четверка-Х», которая поможет ему и его семье вырваться из ада.

Дебаты по поводу названия группы продолжались бесконечно долго, и ее участники по-прежнему не пришли к варианту, который нравился бы всем им. Проблема заключалась в том, что все называли их группой «Четверка-Икс», в то время как Майклу было очевидно, что их нужно называть «Четверка храбрых».

— Ну почему бы тогда так и не назвать ее — «Четверка храбрых»? — спрашивала мать Майкла.

— Потому что тогда люди не поймут прикола, — ответил Майкл. — Нас ведь четверо, и мы «Храбрые».

— Да, но если написать название с буквой «X», получается не очень хорошо, да и вообще непонятно, о чем идет речь. Буква «X» не обязательно означает «храбрый».

— Ну да, я знаю, мам, но «X» выглядит круто. Посмотри… — Майкл взял листок бумаги и написал «Четверка-Х», а рядом — «Четверка храбрых». — Ну же, посмотри, что круче выглядит?

— Люди не будут читать название группы, они будут его слышать, — заметила мама.

— Только не на этом бланке, мам. Они будут читать мою заявку, и мне нужно произвести на них самое хорошее впечатление.

Поэтому Майкл написал «Четверка-Х», и, когда Эмма послала юноше приглашение приехать в Бирмингем на прослушивание, она была убеждена, что в списке у нее значится группа под названием «Четверка-Икс».

Дальше в заявке нужно было описать себя или свою группу десятью словами. Майкл и остальные участники группы решили, что если перечислить десять прилагательных, а не писать обыкновенное предложение, то получится оригинально.

Они написали: «Обалденные, оттопыренные, офигенные, остервенелые, оттянутые, очаровательные, озабоченные, отвязные обормоты». Эмма прочитала множество таких определений, но не стала думать плохо о «Четверке-Х». Когда тысячам людей приходится отвечать на вопрос, используя всего десять слов, даже Шекспиру трудно было бы придумать что-то оригинальное.

Последний вопрос звучал так: «Почему мы должны выбрать вас?» В ответ на это Майкл написал: «Это наша мечта. Это единственное, чего мы всегда хотели. Мы будем много работать. Мы будем учиться и расти. Мы заставим вас гордиться нами, и мы надерем вам зад!»

Это послание не отличалось от десятков тысяч других, ведь все конкурсанты выучили язык шоу «Номер один» во время предыдущих сезонов.

Промучившись так долго над названием группы, описанием и ответом на вопрос «Почему мы должны выбрать вас?», Майкл бы удивился, узнав, что единственным интересным местом в его заявке Эмма сочла адрес. Возможно, реши Майкл все-таки написать адрес почтового отделения, «Четверка-Х» никогда не получила бы приглашения. Эмма открыла конверты девятнадцати других совершенно одинаковых черных мальчишеских групп из Мидленда, и одна из них даже называлась «Четверка храбрых», но ни одна из них не была родом из такого печально известного, безнадежного места, как зона Коллинбрук. Это место было символом многочисленных ошибок, допущенных при планировании городов послевоенного периода, набитая битком наркотиками военная зона, в которую боялись заходить даже полицейские. Эмма знала, какая пропасть разделяет существование, которое эти ребята ведут сейчас, и «жизнь звезд», о которой они мечтают, и что Кельвин определенно сочтет это классным сюжетом.

Эмма положила заявку группы «Четверка-Х» в папку «выскочек».

Как и автобусы, успешные заявки ходили группами, и в следующем конверте после «Четверки-Х» Эмма нашла заявку группы «Пероксид». Еще один подходящий сюжет, который Эмма тут же отправила в папку «выскочек», даже не прочитав заявку и не посоветовавшись с Трентом. Эмма ожидала появления группы «Пероксид»; в конце концов, именно она посоветовала им снова подать заявку.