«Номер один»

— Да, слушай, Тина, я был ужасно рад поговорить с тобой. А теперь мне нужно спешить, спасибо за звонок. Пока. — Родни сделал вид, что сбросил вызов.

— Ну вот, — сказал Кельвин, оставаясь по-прежнему в кадре. — Ты ведь говорил, что не выключать телефон во время полета опасно!

— Отличная концовка, Кельвин, — ахнул Трент. — Все довольны?

Убедившись, что сюжет отснят, они двинулись дальше. Берилл исчезла за пальто, чтобы снова переодеться, мужчины надели другие рубашки. Поменявшись местами, они угрюмо глядели друг на друга, угрюмо глядели из окон и сидели все вместе, показывая, какие они на самом деле отличные товарищи.

Наконец у Трента и Эммы не осталось больше ни одной строчки в сценарии.

— Мы закончили, босс, — объявил Трент.

— Наконец-то, — сказала Берилл. — Эта штука может доставить нас прямо в Хитроу?

— Еще один сюжет, — потребовал Кельвин. — Новый.

— Какой, шеф? — спросил Трент.

— Отлет из Глазго. Родни сидит один.

— Отлично, шеф, — ответил Трент. — Какая история? Какие комментарии?

— Не важно. Начинаем снимать.

Родни послушно сел туда, где, по сведениям Эммы, он сидел при вылете из Глазго, и на него нацелилась камера.

— Отлично, — сказал Кельвин. — Итак, Родни, мы хотим, чтобы ты выглядел немного напряженным, немного шокированным, ладно?

Родни точно знал, чем он должен быть шокирован.

— Кельвин, — сказал он, пытаясь говорить спокойно, — знаешь что, друг? Я думал об этом, и я не уверен, что это хорошая мысль.

— Слушай, возможно, мы даже не станем это использовать, приятель. Я просто хочу, чтобы сюжет отсняли.

— Да в чем дело? — грубо спросила Берилл. — Мне показалось, что мы закончили?

— Очередная маленькая коварная мысль Кельвина, — сказал Родни, по-прежнему пытаясь говорить легкомысленным тоном, но явно слегка расстроенный. — Он хочет вернуть Иону.

— Нет! — ахнула Берилл. — Только не Иону из кошмарной группы «Шетландский туман», которую ты трахал?

— Да, хотя мне казалось, что она…

— А когда натрахался, послал ее на хер!

— Знаешь, наши отношения закончились по взаимному…

— Те ребята, которым ты при всех зрителях обещал звездное будущее и что ты им его лично устроишь?

— Ну да, я…

Берилл расхохоталась.

— Кельвин, это гениально. Одна из твоих лучших идей.

— Ну да, мне тоже показалось, что у сюжета есть потенциал, — согласился Кельвин с улыбкой.

— Потенциал! Не то слово. Послушай, Родни, ты сам вырыл себе яму. Не говоря уже о том, что ты трахал этого бедненького шотландского «сморчка», а потом бросил ее, ты сказал, что сделаешь ее паршивую группу звездной, — и не сделал. Ты всегда говоришь какому-нибудь ничтожеству, что оно может стать звездой, и оно никогда ею не становится. Пора уже тебе объясниться.

Родни сидел закусив губу, его взгляд был одновременно бешеным и растерянным.

Кельвин подмигнул оператору, который точно понял, что от него ожидается, и настроил камеру, чтобы снять Родни крупным планом.

— Есть? — спросил Кельвин вполголоса.

— Есть, — ответил оператор.

— Ладно, Трент, — сказал Кельвин. — Мы закончили, давайте отвезем Берилл в Хитроу.

Родни удивился.

— А сюжет мы что, снимать не будем? — спросил он с облегчением.

— Нет, не волнуйся об этом.

Кто эта девушка?

Трент возвращался в Лондон в огромном «роллс-ройсе» Кельвина. Выезжая с парковки, они миновали автобус, в который готовилась сесть Эмма со своей бригадой. Девушка стояла у передней двери, пытаясь справиться с огромной сумкой, набитой различными рабочими папками, и на носу у нее были разбитые очки. Порывы ветра очень симпатично развевали ее волосы.

— Эта девушка, — сказал Кельвин, глядя на нее через тонированное стекло. — Блондинка, которая сидела в туалете. Я помню ее с прошлого сезона. Она хорошо работала, верно?

— Точно, босс, — ответил Трент. — Отличная малышка. Угадала нескольких финалистов. Мы сделали ее старшей в группе.

Машина проехала мимо, Кельвин молча осмотрел девушку. Он не знал, зачем он спросил об Эмме; на него работало огромное количество симпатичных девушек, и он никогда ни об одной из них не спрашивал. Эмма была даже не в его вкусе. Слишком маленькая. Его уже почти бывшая жена была шесть футов четыре дюйма ростом.

— Ее зовут Эмма, — продолжил Трент после паузы. — Эмма Ли-Муррей. Вы ею довольны? Может, она сегодня напортачила? Вы хотите, чтобы я что-то ей передал?

— Нет. Ничего. Проехали.

Теперь он все вспомнил. Она привлекла его внимание ближе к концу прошлого сезона, когда работала над финалом в студии. Они виделись всего несколько раз, но он вспомнил, что заметил ее. Она была очень… очень…

Откинувшись на сиденье, Кельвин задумался над тем, какой именно она была. Почему он тогда заметил ее? Почему он думает о ней сейчас? Какой она была…

Может быть, «милой»?

Кельвин подумал, что угадал. Девушка была милой.

Он заметил, что она была мила с группой. Он заметил, что она была мила с конкурсантами. Не профессионально мила. Не мила в смысле «мне нужно, чтобы вы сделали то, что я вам скажу, поэтому я буду с вами мила», а по-настоящему мила. Видит бог, он даже заметил, что она была мила со зрителями в студии, а это трудно сделать в полной неразберихе финала, когда тебя окружают пятьсот ненормальных болельщиков, доведенных до состояния зрителей, наблюдающих за гладиаторскими боями.

Она даже с ним была странно мила.

Не то чтобы у самого занятого и самого успешного мужчины шоу-бизнеса и одной из его армии подчиненных было много возможностей для обмена любезностями, но все же он вспомнил, что чувствовал ее тепло. Она была честной, что он ценил, и улыбка у нее была настоящая.

Да, он определенно заметил ее тогда. И сейчас — снова.

Странно все это. Он ни разу не думал о ней за последние девять месяцев. Да и когда ему было о ней думать? Он сделал целый сезон шоу «Номер один в США», одновременно разрабатывая огромное количество новых элементов своей всемирной индустрии развлечений. И даже женился. И все же теперь он снова заметил ее.

Конечно, она была симпатичной, даже скорее симпатичненькой. Но определенно не в его вкусе.

Совсем не в его вкусе. Она была слишком… милой.

Бирмингем

— Мы начинаем эпизод второй, в котором поиски завели наших неустрашимых судей в Бирмингем, где собрались огромные толпы жаждущих славы.

Что бы ни утверждала Кили восторженным голосом перед началом второго эпизода, в тот день, когда в Бирмингеме собрались огромные толпы, наших трех неустрашимых судей даже близко не было. Все должно было выглядеть так, словно они находились в Бирмингеме в тот самый день, что и толпы жаждущих славы, потому что сюжет с толпой пойдет в эфир перед сюжетом, отснятым в частном самолете, где Кельвин, Берилл и Родни сидят с угрюмыми лицами высоко над Бриз-Нортоном.

Но не все здесь было обманом. Как Эмма часто повторяла своим друзьям, которые упрекали ее за это, на самом деле это никакой не обман, трое неустрашимых судей действительно рано или поздно приедут в Бирмингем, в другой день, гораздо позже, когда «толпы» сократятся до управляемых нескольких дюжин людей. Но они приедут. И, разумеется, добираться они туда будут отдельно, на машинах, из Лондона.

Шайана пришла за час до назначенного времени и стояла в очереди еще два часа, и все это время ее и всех окружающих ее людей заставляли улыбаться и махать руками перед вездесущими камерами. Шайана послушно делала то, что ей говорили, но на самом деле ей не было так весело, как она изображала. В конце концов, она была серьезной певицей, не похожей на всех остальных дураков и клоунов.

Когда Шайана наконец добралась до регистрационного столика, ее попросили присоединиться к группе примерно из шестидесяти человек, которых отделили от основной толпы.

Пожилой мужчина, сидевший рядом с ней, повернулся и улыбнулся.