«Номер один»

— Забудь про свинью, — прорычала Берилл. — Наваляй пудинга, и я его найду. Потом засунь свинью за живую изгородь и сними, что она там вроде как прячется.

— Берилл, один раз прокатит, но три раза? Ты три раза убираешь пудинг, а мы ни разу не видим, как свинья срет? Это последняя серия сезона. Если мы принимаем на веру, что ты опоздала на грандиозный банкет, потому что тебе три раза пришлось убирать дерьмо за свиньей, то мы должны видеть тебя в кадре, где свинья срет.

— Но, Арнольд, она ведь не срет! — закричала Берилл, натягивая перчатки «Мэриголд». — А я записана к врачу. Так что клади сюда этот чертов пудинг, и я его уберу.

— По-моему, это кошмарный художественный компромисс, — запротестовал Арнольд.

— Делай, что говорю! — ответила Берилл, взяв ведро и освежитель воздуха «Спрей энд Вайп».

И в этот момент свинья насрала.

— Вот дерьмо, — сказал Арнольд.

— Снял? — спросила Берилл.

— Что значит — снял? Я стою перед камерой. Берилл, это реалити-шоу, режиссер не может оставаться в кадре.

— Не говори со мной таким тоном. Я продала сорок миллионов альбомов, когда была мужчиной!

Дело начало принимать дурной оборот, но в этот момент кинооператор обратил их внимание на то, что Флосси по-прежнему толчется возле кучи, наслаждаясь видом поднимающегося над ней пара, и, если Арнольд будет так добр и уйдет из кадра, а Берилл войдет в него, им все-таки удастся привязать звезду и свинью к куче дерьма.

— Отлично, — согласился Арнольд, поспешно спрятавшись за камерой. — Если у нас будешь ты, свинья и куча дерьма в одном кадре, то получится сюжет, даже если мы и не видели, как она срет. Так что отойди на два шага назад… Берилл не видно?

Кинооператор сказал, что не видно.

— Отлично, Берилл, — продолжил Арнольд. — Ты отходишь и кричишь: «Сиринити, я иду…», потом видишь свинью, а также большую кучу дерьма, ругаешь свинью и убираешь кучу.

Все прошло как по маслу. Свинья решила вдруг сделать милость и встала задом к куче дерьма, как будто только что ее навалила, и затем, когда Берилл вошла в кадр, повернулась и принюхалась к куче с явным удовольствием на морде.

— Сиринити, я иду! — убедительно крикнула Берилл, как будто отзываясь на неслышимый в кадре сердитый голос. — Н ефига быть такой нетерпеливой! Ты ведь хочешь, чтобы я выглядела великолепно?

Затем она замерла и с ужасом взглянула на свинью:

— Флосси, ах ты, маленькая блохастая плутовка. Я тебя на ветчину порежу.

И затем с непритворным отвращением, ведь, в конце концов, это была куча настоящего дерьма, Берилл присела и убрала ее. После этого у нее хватило самообладания поворковать со свиньей своим знаменитым сексуальным голосом отличной мамочки:

— Я тебя прощаю, моя маленькая Флоссенька.

Когда съемка закончилась, раздались аплодисменты и радостные крики.

— А на следующей неделе мы наложим автомобильный гудок и снимем, как Сиринити тебя зовет, — сказал ликующий Арнольд.

Затем раздался тоненький голосок:

— Извините, но я не думаю, что мы сможем использовать эту сцену.

Голос принадлежал девушке-монтажеру.

— То есть как — не сможем использовать? — нетерпеливо крикнул Арнольд, потому что участь монтажеров заключалась в том, чтобы выводить режиссеров из себя, указывая на то, что якобы идеальные кадры нельзя использовать, потому что кто-то надел другую шляпу или вышел не в ту дверь.

— На Берилл были резиновые перчатки, когда она вошла в кадр, — грустно ответила девушка. — Я пыталась сказать, но камеру уже включили.

— Ну и в чем проблема? — спросил Арнольд. — Она ведь собиралась убирать дерьмо, верно? Ты хочешь, чтобы она это делала голыми руками?

— Нет, просто по сценарию Берилл собирается сесть в машину и обнаруживает кучу по дороге. Она даже кричит Сиринити, что уже идет. Зачем ей резиновые перчатки на балу выздоравливающих до того, как она видит, что свинья сходила в туалет на пол?

Последовала мрачная пауза, пока все прокручивали в голове сюжет, а затем вынуждены были признать, что девушка права.

— Черт, — сказала Берилл.

— Может, она еще раз насрет, — сказал Арнольд, но Флосси уже ушла.

В конце концов им пришлось согласиться на убийственный для Арнольда компромисс: снять все три сцены, где Берилл убирает дерьмо, используя шоколадный пудинг, причем без свиньи в кадре. После этого Берилл умчалась записываться к своему пластическому хирургу на другое время, а одна из ее горничных-мексиканок как следует убрала и шоколадный пудинг, и дерьмо.

Второй парень

— Морин, сообщения есть?

Появившись в своем офисе на Бервик-стрит, Родни Рут пытался говорить небрежно и спокойно. Словно ему не было никакого дела, есть сообщения или нет, какая разница, он ведь слишком крупная рыба, чтобы беспокоиться о том, хочет ли кто-нибудь с ним связаться. К сожалению, на самом деле все было не так. Родни не был занят, он не был востребован. Он знал это, и Морин это знала, но они никогда не признавались в этом друг другу. Это был скелет в шкафу в их профессиональных отношениях. Родни почти два часа завтракал в «Сохо-Хаусе», отложив свое прибытие в офис почти до половины одиннадцатого утра, в надежде, что к этому времени появится хоть что-нибудь интересное. Он съел целую порцию мяса по-английски, колбасу, бекон, кровяную колбасу, тосты и два яйца, набирая бесчисленные килограммы, которые едва ли мог себе позволить, и чего ради? Все впустую. Ничего не произошло.

— Привезли из химчистки твой вечерний костюм, — сказала преданная секретарша, пытаясь придать этой безобидной информации значимость и важность.

— Понятно. Хорошо. Очень хорошо. Отлично, — ответил Родни, словно состояние его костюма было частью более серьезного проекта и все шло по плану.

— И еще звонила Иона. Она хочет, чтобы ты ей перезвонил.

Лицо Родни потемнело. Если и было что-то хуже отсутствия сообщений, так это сообщение от Ионы. Ничто не возбуждает мужчину меньше, чем объект прошедшей страсти, особенно если учесть, сколько он ей наобещал и какая огромная ноша вины с ней связана. Родни начал серьезно сожалеть о своем романе с Ионой Камерон, который расцвел на глазах у всей страны, после того как группу Ионы, «Шетландский туман», с позором выгнали из прошлогоднего шоу «Номер один». Родни ненадолго влюбился в бледную молодую шотландку и, как и многие влюбленные мужчины до него, выставил себя идиотом. Окруженный розовой дымкой любви, он принародно объявил, что, несмотря на издевательское презрение Берилл и тренированное отсутствие интереса Кельвина, группа «Шетландский туман» непременно станет звездной и что он, Родни Рут, Свенгали [1]поп-музыки, непревзойденный знаток рок-н-ролла (как постоянно называла его Кили), поможет ей в этом. Сентиментальные заявления Родни в прямом эфире о его вере в талант «Шетландского тумана» сопровождались слегка смущающим восхищением Ионой.

— Иона потрясающая, потрясающая девушка, — говорил он со слезами на глазах. — И она заслуживает того, чтобы быть большой, большой звездой. Она будет большой, большой звездой. У нее должен быть контракт, она непременно получит контракт. Вся группа получит контракт, а Иона будет большой, большой звездой.

— И ты собираешься помочь им в этом, да, Родик? — поддразнил его Кельвин в проверенной временем добродушной манере подшучивания, принятой среди судей.

— Я помогу им в этом, — напыщенно ответил Родни. — Эти ребята заслуживают лучшего, нежели дали им ты и Берилл, и я им помогу.

Иона была в совершенном восторге от сентиментального внимания Родни к ней и, разумеется, его страстной и всенародно известной привязанности к ее группе. В конце концов, Родни некогда был крупной звездой, половиной группы «Рут и Бранч», техно-попсовой группы начала восьмидесятых, которая создала внушительное количество хитов и однажды даже вошла в списки лучших групп в Штатах. Родни, по всеобщему признанию, был наименее звездным членом команды. В те дни техно-дуэты составлялись из одного инструменталиста-ботаника, который почти неподвижно стоял за разнообразными клавишными инструментами и иногда нажимал на клавишу, и яркого вокалиста-гомосексуалиста, который расхаживал по сцене в нарядах из хлорвинила и привлекал к себе все внимание. Родни, как сочинитель текстов, оказался за клавишными, в то время как Бранч, который на самом деле был гетеросексуалом и водителем грузовика из Аберистуита (которого Родни нашел через рекламу в газете «Тайм-аут»), натянул на себя розовые эластичные облегающие штаны.