«Номер один»

Реакция Кили каждый раз была почти неизменной.

— Детка! — говорила она. — Детка, детка, детка.

Наконец настала очередь Синди.

— Задай им жару, подруга, — сказала Шайана на прощание стройной, симпатичной девушке, хотя мысли ее были далеко.

Синди подошла к Кили, чтобы ее, как и двадцать предыдущих или около того участников, без лишних слов провели в аудиторию, но Кили задержала ее, и, казалось, была не прочь поболтать.

— Ты в порядке, детка? — спросила Кили полным заботы голосом. — Потому что я знаю, что ты очень, очень, очень нежная и чувствительная, и ты такая милая.

— Ну да, Кили, я в порядке, — ответила Синди, слегка озадаченная. — Немного нервничаю, конечно.

— ДЕТКА! — чуть не взвыла Кили. — Детка, детка, детка! Я знаю. КОНЕЧНО, ты нервничаешь. Это очень, очень тяжело. Просто постарайся изо всех сил, девочка.

Синди не знала, что напротив ее имени в расписании были написаны слова «Плакса-липучка. Выглядит хрупкой. Отсеять и ВС». ВС на языке шоу «Номер один» означало «выдавить слезу».

Проходя за занавеску, Синди слышала, как Кили обратилась к камере за ее спиной.

— Удачи! — сказала Кили. — Удачи тебе!

— Привет, Синди! — крикнула Берилл, когда девушка появилась на сцене. — Добро пожаловать на «поп-школу». Именно здесь начинается самое трудное. Ты готова к этому?

— Да. Да, Берилл, готова, — ответила Синди чистым, уверенным голосом.

Она действительно была готова, по крайней мере, так же хорошо психологически и эмоционально готова к звездной жизни, как и большинство остальных присутствовавших здесь конкурсантов. Она отчаянно этого хотела, была готова на все что угодно, лишь бы достичь своей цели, и пела лучше, чем большинство других. Но это не имело значения: важно было то, что она выглядела хрупкой и уязвимой, и именно такой ее предстояло показать.

— Ты выглядишь такой нежной, дорогая, — сказала Берилл. — Ты уверена, что хочешь сделать это? Ты собираешься сыграть в трудную, очень трудную игру.

— Да, Берилл, я точно хочу сделать это. Я крутая.

— Я уверена, что ты крутая, дорогая, — сказала Берилл, словно обращаясь к маленькой девочке, которая заявила, что она хочет быть такой же храброй, как ее папочка, — но я не уверена, что ты достаточно крутая для этого.

— Что ты собираешься спеть для нас, Синди? — спросил Кельвин.

Синди объявила, что хотела бы спеть «Eternal Flame» группы «The Bangles».

— Хороший выбор, — заметил Родни, натягивая на лицо умную маску. — Это отличный выбор.

— Ну, тогда начинай, — сказал Кельвин.

— И не нужно нервничать и пугаться, — добавила Берилл своим самым умильным голоском.

Когда Синди спела свою песню, Берилл снова спросила, уверена ли она, что ей хватит крутизны, чтобы существовать в большом плохом мире поп-культуры. Синди постаралась убедить ее, что это так, но Берилл ответила, что как бывшая рокерша и как мать она в этом не вполне уверена. Кельвин и Родни пошли дальше. Они признали, что Синди симпатичная и спела хорошо, но что они не верят, что у нее достаточно нахальства и крутости чтобы выступать вживую. Тот факт, что при «выступлении вживую» достаточно кривляния под фонограмму в окружении профессиональных танцоров, не заботил их. Тот факт, что они никогда не видели Синди и ничего не могли знать о ее личности, тоже их не волновал. Они были непоколебимы в своем «экспертном» мнении: Синди недостаточно крутая, чтобы выступать вживую, и каждый раз, когда она уверяла их, что это не так, отвечали, что, с их точки зрения, это именно так, пока наконец, после целых шести минут оскорблений Синди не расплакалась, и тогда Берилл смогла подбежать к ней, обнять и выпроводить из зала.

— Твою мать, — сказал Кельвин, когда Синди ушла со сцены, — я уж думал, эта девчонка никогда не заплачет. Может, «липучкам» перед ВС стоит давать понюхать разрезанную луковицу.

Берилл передала Синди на руки Кили, которая тоже обняла ее. Шайана, хотя она была следующей в очереди, тоже захотела обнять Синди. Ей было жаль, что Синди отсеяли, — было бы классно пройти остаток пути вместе, — но сейчас для сожалений или сантиментов не было времени. Да и вообще ни для чего не было времени, кроме нее самой, потому что перед ней был момент, которого она так сильно хотела.

— Это самый важный момент в моей жизни, — сказала она Кили, когда Синди наконец выпроводили с места событий. — Я так сильно хочу этого.

Именно тогда Шайана пролила знаменитую слезу на все времена. Слезу, которой, в отличие от ее выступления, суждено было стать отдельным сюжетом выпуска «поп-школы».

— Вперед, детка, — сказала Кили, и Шайана пошла в зал.

— Еще раз привет, Шайана! — крикнула Берилл из-за стены бутылок, стоявших на покрытом белой скатертью столе.

— Привет, Шайана, — спокойно сказал сидевший слева от нее Родни, который глядел на девушку не моргая. Родни полагал, что у него милый взгляд и что он проецирует сочувствие.

Сидящий справа от Берилл Кельвин ничего не сказал, он смотрел в блокнот и вертел в руке ручку.

— Ты много работала? — спросила Берилл.

— О Берилл, я работала так много!

— Ты действительно хочешь этого, правда, детка?

— О Берилл, я так сильно хочу этого.

— Тогда начинай, девочка, — сказала Берилл.

— Перед тем как начать, я хочу сказать, что действительно пыталась обдумать все то, что сказал мне Кельвин, потому что это моя мечта, и я собираюсь надрать тебе зад, Кельвин!

На лице Кельвина появилась улыбка, которая говорила о том, что его зад готов к тому, чтобы его надрали, но что все же надрать его нелегко. Особенно если человек, которому этого хочется, — просто бездарная никчемность.

— Да! Задай жару, детка! — завопила Берилл с интонацией, напоминавшей любопытный гибрид, в котором звучал и надоедливый ребенок, и американский городской чернокожий, и житель Суиндона. — Вперед, девочка!

— Я задам вам жару, Берилл, потому что верю, что Господь посылает каждого из нас на землю с определенной целью, и он послал меня сюда для того, чтобы…

— Шайана, — прервал ее Кельвин, первый раз оторвавшись от блокнота с той минуты, как она вошла в комнату, — просто спой песню.

— Я просто хочу, чтобы вы все знали, что я так много рабо…

— Шайана, здесь все много работают. Спой свою песню.

На секунду показалось, что Шайана снова заплачет.

Операторы, которые стояли слева и справа от нее, подошли поближе, как игроки у сетки в ожидании медленной подачи. Снаружи на парковке режиссер и ассистент видеорежиссера, зажатые в передвижном центре управления, замолчали, а сценаристка приготовилась записывать временной код.

Берилл приободрила Шайану.

— Будь сильной, девочка, — сказала она. — Просто будь сильной. И начинай.

Шайана торжественно кивнула и начала.

Закончив песню, она опустила взгляд на сцену у себя под ногами, ее грудь вздымалась, словно сильные чувства, которые выжала из нее песня, только сейчас начали покидать ее тело.

— Это было совершенно… — Кельвин долго молчал, чтобы произвести больший эффект, — неинтересно.

Шайана выглядела так, словно ее ударили.

Берилл кинулась на ее защиту.

— Кельвин, опомнись! — воскликнула она. — Она так много работала!

— Шайана, ты из тех, кого я называю почти актрисами, — продолжил Кельвин. — Ты почти симпатичная, ты почти можешь двигаться, и ты почти хорошо поешь. У тебя даже почти есть индивидуальность, но боюсь, что рок-н-ролл — крутой бизнес и «почти» вживую не пройдет. Такого никогда не было и никогда не будет.

Губа Шайаны задрожала сильнее. Из глаз заструились слезы.

Берилл засюсюкала самым слащавым тоном:

— Ты действительно хочешь этого, верно, детка?

— О Берилл, я так сильно этого хочу. Это все, чего я когда-либо хотела, это моя мечта.

— И это отлично, что ты следуешь за этой мечтой, детка.

— Ладно, — решительно сказал Кельвин, — каков вердикт? Она проходит в тур «все ко мне домой» или мечта заканчивается здесь? Родни?