Сестра Керри

Впервые в жизни Друэ был серьезно озабочен. Он столкнулся с осложнением морального порядка и не в состоянии был предвидеть, чем это может кончиться. Герствуд будет смеяться над ним и назовет его ветрогоном. Ну что ж, он и сам посмеется с Герствудом! Керри ничего не узнает, и точно так же ничего не будет знать его знакомая, которая сейчас сидит с ним за столом. Но как ни старался Друэ успокоить себя, он не мог прогнать овладевшего им неприятного ощущения — на него как будто легло позорное клеймо, а меж тем он ни в чем не виноват. Друэ поспешил закончить обед, усадил свою знакомую в экипаж и направился домой.

«Что-то он мне не рассказывал об этих других своих пассиях, — размышлял Герствуд. — Он думает, что я верю, будто он любит ту».

«У него нет никаких оснований думать, что я погуливаю на стороне, поскольку я совсем недавно познакомил его с Керри», — размышлял, в свою очередь, Друэ.

— А я вас видел! — шутливо заметил Герствуд, когда Друэ некоторое время спустя зашел в его сверкающие владения, ибо не в силах был лишить себя привычного удовольствия.

Произнося эти слова, Герствуд наставительно поднял палец, точно отец, разговаривающий с сыном.

— А, это старая приятельница, с которой я случайно встретился по дороге с вокзала, — поспешил объяснить Друэ. — В свое время она была недурна.

— И все еще немного нравится, а? — так же шутливо сказал Герствуд.

— О, что вы! — воскликнул Друэ. — Просто я никак не мог от нее улизнуть.

— Долго пробудете в Чикаго? — спросил Герствуд.

— Всего несколько дней.

— Вы непременно должны пообедать со мной вместе с вашей девочкой, — сказал Герствуд. — Сдается мне, что вы держите ее взаперти. Я возьму ложу на Джо Джефферсона.

— О, я вовсе не намерен прятать ее! — ответил коммивояжер. — Мы охотно поедем.

Герствуд остался чрезвычайно доволен. Он ничуть не верил, что Друэ питает сильное чувство к Керри. Он завидовал коммивояжеру, и теперь, при взгляде на хорошо одетого, веселого молодого человека, который так нравился ему, в глазах его вспыхнул огонь ревности. Он начал мысленно критиковать Друэ: в нем ни мужского обаяния, ни ума! Он стал видеть его недостатки. Каково бы ни было его мнение о Друэ как о славном малом, он с некоторым пренебрежением смотрел на него как на любовника. Его нетрудно будет убрать с пути, Герствуд был уверен. Да ему достаточно было бы только намекнуть Керри на тот маленький случай, который произошел в четверг, и все было бы кончено! Непринужденно болтая и от души смеясь, Герствуд не переставал думать об одном и том же, а Друэ ничего не замечал. Ему не под силу было разгадать такого человека, как Герствуд. С улыбкой принял он приглашение, меж тем как тот стоял и всматривался в него ястребиным взглядом.

А героиня этой запутанной комедии ни о ком из них и думать не думала. Она приспосабливала свои мысли и чувства к новой обстановке и окружению и отнюдь не собиралась страдать из-за Друэ или Герствуда.

Однажды вечером Друэ застал ее перед зеркалом: она стояла и прихорашивалась.

— Ага! — шутливо воскликнул он, неожиданно входя. — Я начинаю думать, что ты становишься кокеткой.

— Ничего подобного, — улыбнувшись, ответила Керри.

— Во всяком случае, ты чертовски хороша, — продолжал он, обнимая ее за талию. — Надень синее платье и пойдем в театр.

— Ах, как жаль! Я обещала миссис Гейл пойти с ней на выставку, — сказала она виновато.

— Вот как, — рассеянно промолвил Друэ, словно что-то обдумывая. — Меня лично выставка не интересует.

— Право, не знаю, как и быть, — нерешительно сказала Керри, вовсе не собираясь, однако, нарушить обещание в угоду Друэ.

В эту минуту в дверь постучали. Вошла служанка и подала Друэ запечатанный конверт.

— Посыльный говорит, ему приказано ждать ответа, — сказала горничная.

— От Герствуда, — сказал Друэ, тотчас узнав почерк приятеля.

Он вскрыл конверт и принялся читать.

«Вы непременно должны пойти со мной сегодня в театр, — гласило письмо. — Играет Джо Джефферсон. На сей раз приглашаю я, как мы условились. Отказа не принимаю».

— Что ты скажешь на это? — без всяких задних мыслей спросил Друэ.

С языка Керри уже готово было сорваться согласие.

— Ты лучше сам реши, Чарли, — все же сдержанно произнесла она.

— Я думаю, нам следовало бы пойти, если только ты сумеешь отказаться от приглашения миссис Гейл, — сказал Друэ.

— О, это можно будет устроить! — не задумываясь, решила Керри.

Друэ взял листок бумаги, чтобы написать ответ, а Керри немедленно пошла переодеваться. Ей и самой не ясно было, почему она предпочла приглашение Герствуда.

— Как ты думаешь, сделать мне такую же прическу, как вчера? — спросила, возвращаясь в комнату, Керри; в руках она держала какие-то предметы туалета.

— Конечно, — отозвался Друэ.

Керри облегченно вздохнула при мысли, что он не сердится. Она отнюдь не считала, что согласилась принять приглашение потому, что Герствуд ей нравится. Просто провести вечер в обществе его и Друэ было самым приятным из всех вариантов, какие были предложены ей в тот день.

Она оделась и причесалась с особой тщательностью, и они вышли из дому, предварительно извинившись перед миссис Гейл.

— Однако! — воскликнул Герствуд, когда Керри и Друэ показались в вестибюле театра. — Мы сегодня очаровательны!

Керри вздрогнула, почувствовав на себе его восхищенный взгляд.

— Пойдемте! — сказал он и двинулся вперед, показывая дорогу.

Театр блистал нарядами. Это была живая иллюстрация к старому выражению «разодеться в пух и прах».

— Вы когда-нибудь видели Джефферсона? — спросил Герствуд, когда они расположились в ложе, и слегка наклонился при этом к Керри.

— Нет, никогда, — ответила она.

— О, он бесподобен, бесподобен!

И он стал рассыпаться в похвалах по адресу актера, повторяя избитые фразы людей своего круга. Герствуд отправил Друэ за программой и снова принялся рассказывать Керри про Джефферсона то, что он о нем слышал. Молодой коммивояжер был несказанно доволен роскошным убранством лож, элегантным видом своего друга. А Керри, когда глаза ее случайно встречались с глазами Герствуда, видела в его взгляде столько чувства, сколько никто и никогда не проявлял по отношению к ней. В ту минуту она даже не могла понять, в чем дело, так как в следующий миг во взгляде Герствуда она обнаруживала кажущееся безразличие, а в его манерах — только любезность и вежливость.

Друэ тоже принимал участие в разговоре, но по сравнению с Герствудом казался весьма недалеким. Управляющий баром развлекал и его и Керри, и теперь она отчетливо понимала, насколько Герствуд выше Друэ. Она инстинктивно чувствовала, что он и сильнее и умнее, хоть и держится удивительно просто. К концу третьего действия она окончательно пришла к убеждению, что Друэ всего лишь добрый малый, а во всех других отношениях ему многого недостает. С каждой минутой он все больше терял в ее глазах, не выдерживая опасного сравнения.

— Я получила огромное удовольствие, — сказала Керри по окончании спектакля.

— Я тоже, — поддержал ее Друэ, и не догадывающийся, что в душе ее разыгралась битва, в которой его позиции сильно пострадали. Он напоминал древнего китайского императора, который восседал на троне, очень довольный собою и своим могуществом, и вовсе не подозревал, что в это время враги отнимают у него лучшие земли.

— А вы избавили меня от скучного вечера, — ответил Герствуд. — Спокойной ночи!

Он взял маленькую ручку Керри, и их обоих словно пронзил электрический ток.

— Я так устала, — ответила Керри, когда Друэ заговорил было с ней в вагоне конки, и откинулась на спинку сиденья.

— Тогда посиди, а я пойду покурю.

Он встал и вышел на площадку, беспечно предоставив игре идти своим чередом.

12. Яркие огни особняков. Мольба искусителя

Миссис Герствуд не имела ни малейшего представления о моральной неустойчивости мужа, хотя его наклонности, хорошо ей известные, могли бы заставить ее быть настороже. Трудно было предугадать, на что способна эта женщина, если вывести ее из себя. Герствуд, и тот не мог бы заранее сказать, как поступит его жена при тех или иных обстоятельствах. Миссис Герствуд не принадлежала к тем женщинам, которые позволяют себе приходить в ярость. Прежде всего она слишком мало верила в людей и прекрасно знала, что все не без греха. Затем она была слишком расчетлива и никогда бесполезным шумом не лишила бы себя преимущества знать все до мельчайших деталей. Она никогда не позволила бы своему гневу вылиться сразу в один сокрушительный удар. Она стала бы выжидать, размышлять, тщательно изучать все подробности, накопляя их одну за другой, пока, наконец, ее сила не сравнялась бы с жаждой мести. В то же время она не стала бы мешкать, если бы ей представился случай нанести обидчику рану, все равно — серьезную или легкую, и притом так, чтобы объект ее мести сам не знал, откуда грянула беда. Это была холодная, самовлюбленная женщина, и в голове у нее теснилось немало мыслей, которые никогда не находили себе выражения и которые миссис Герствуд не выдала бы даже мимолетным взглядом.