Хватай Иловайского!

— Ах, чёй-то я и не определилась исчё… — кокетливо взмахнула ресницами русая краса. — Дайте, что ль, посоображать до утренней звезды. А теперича идите-ка. Я с вас стесняюсь…

Трое женихов не успели наброситься на старую кровососку с кулаками, когда снаружи громом небесным прогремел раздражённый голос самой Хозяйки:

— Иловайский! Ты чего тут за демонстрацию устроил? У тебя разрешение на проведение несанкционированных митингов есть? Нет?! Тогда марш ко мне, я тебя арестовываю!

Честно говоря, идти совершенно не хотелось. Я всё ещё дулся на мою непостоянную любовь, но сердце не обманешь — куда позовёт, туда и пойду строевым шагом…

— И дядю Прохора с собой захвати. Я всё про вас знаю!

Ну вот, теперь оставалось лишь молча развести руками и попрощаться с гостеприимным домом старой людоедки.

— Спасибо за всё, баба Фрося, — тепло поблагодарил я, помогая своему денщику подняться. — Мы с вами ещё встретимся. За мной должок…

— Ты об чём, казачок? — Кокетливая мымра изобразила полное непонимание.

— О нашем общем румынском знакомом.

Ефросинья со стуком захлопнула рот, а троица женихов многозначительно перемигнулась. Надеюсь, я не слишком сдал бабку? Ну да ладно, мы вышли на крыльцо, прохладный воздух быстро выветрил из Прохора остатки «анестезии», а подскочивший эскорт из шестнадцати бесов с новёхоньким гробом на лафете быстренько доставил нас через весь город к Хозяйкиному дворцу. Помогли слезть, отсалютовали и успешно смылись, не дожидаясь огнестрельного ворчания львиных голов. Калитка в воротах на сей раз была гостеприимно распахнута. Это что же такое случилось за два часа, что мне здесь вдруг неожиданно рады? Я пропустил Прохора вперёд, шагнул следом, привычно потрепал по колючей холке ближайшего адского пса, вытащив у него из-под ошейника клочок бумаги.

«Беги, Илюха, засада!» — молча прочёл я, яростно скомкал записку, сдвинул папаху на затылок и… пошёл за денщиком. А будь что будет, надоело мне от всего подряд бегать! К тому же очень интересно посмотреть, кто ж это так запугал мою Катеньку, что она своими ручками мою голову под топор суёт?

Мы поднялись наверх, вошли в гостиную и церемонно поклонились Хозяйке. Катя, одетая в строгое коричневое платье под горло, с забранными в пучок роскошными волосами, встретила нас подозрительно радушно:

— Здравствуй, дорогой гость Илья Иловайский! Очень рада видеть тебя сегодня вместе с новым другом! Представишь нас?

— Это Прохор, — напомнил я, думая, что она забыла.

— Здравствуйте, Прохор! — Моя ненаглядная обожгла меня нехорошим взглядом, косясь в сторону двери на кухню.

Ага, понятно…

— Прохор, это Катя.

— А то я не знаю, хлопчик. — Старый казак тоже посмотрел на меня, как на ненормального, и вдруг, навострив уши, повёл бровью влево, к сортиру да ванной комнате.

— Вот и познакомились, — жизнерадостно заключила Катенька. — Давайте чай пить, у меня для вас вку-у-усные конфеты есть! «Анабиоз» называются.

Мы с Прохором, переглянувшись, ударили одновременно. Он — плечом, я — ногой. Двоих мужчин вместе с дверью вмяло в кафель, третьего, коренастого, приложило к потолку, да так, что он стал шире вполовину. Ещё минута нам понадобилась на то, чтоб увязать троих разбойников спина к спине, руку за ногу, ногу за шею. В общем, шевелиться в таком весёлом макраме вряд ли было полезно для здоровья.

— Это кто ж такие? — оглядывая троицу бритоголовых типов в свободной зелёной одёжке с пятнами, уточнил Прохор. Я напомнил ему о недавней пуле и нежелательности лишних движений, но он лишь отмахнулся, повторив вопрос самой Хозяйке: — Ты тут, девка, не дури, всё по чести говори. Кто такие, что хотели, зачем в хату залетели? В чём твоя вина, раз ты здесь не одна, и за что моему Илюшке такие плюшки?!

Ответить Катенька не успела. Дверь в её спальню распахнулась, а на пороге стоял тот самый лысый чин из Санкт-Петербурга. Только на этот раз одет он был так же, как и те, кого мы связали, и в руке держал нечто вроде дорожного пистолета. То есть маленький, чёрный, но, судя по всему, очень опасный предмет из их светлого будущего.

— Так, сели быстро, оба! Руки на стол, чтоб я видел. Предупреждаю, одно движение, и предупредительного выстрела вверх не будет.

Я дал Прохору знак не изображать героя. В конце концов, пусть выскажется лысый, а завалить его мы завсегда успеем, дело-то нехитрое…

— Девушка обещала угостить вас чаем? Пожалуй, я тоже выпью. После чего вы, Иловайский, отправитесь со мной. Вашего старшего товарища вернут в расположение полка. Но не заставляйте нас применять силу. Просто смиритесь.

— С чем? — откинувшись на табурете, спросил я.

Лысый боковым зрением, не спуская с нас глаз, убедился, что ему налили чаю, и только тогда ответил:

— С вашей будущей карьерой. Понимаете ли, Илья… Я ведь могу обращаться к вам просто по имени? Так вот, мы уже давно внимательно наблюдаем за вами. Катерина Тихомирова до сих пор не давала нам ясной картины ваших отношений. То есть о ваших к ней чувствах мы в курсе, а вот о том, какие неожиданные таланты в области ясновидения и парапсихологии вы проявляете…

— Это то, о чём я тебя предупреждала, — сипло ответила на мой взгляд Катя.

— Вы хотите меня изучать? Как какую-нибудь крысу лабораторную?

— Ну, быть может, не столь жёстко, молодой человек, — неуверенно усмехнулся лысый. — Однако в целом аллегория верная. Я призываю вас добровольно послужить науке.

— А если я откажусь?

— Зачем же сразу отказываться? Вам предоставляется невероятный шанс, один на миллион или на миллиард. Другой мир, цивилизация, демократия, возможность учёбы, престижная работа, высочайший уровень жизни! К тому же мы готовы предложить вашей знакомой должность ассистента при научно-исследовательской группе. Вы будете видеться с ней каждый день. Никто не станет вмешиваться в ваши личные отношения. Вы меня понимаете?

— Кажется, да. — Я скрестил руки на груди. — То есть у меня будет всё, кроме возможности самому распоряжаться своей жизнью?

— Вы так молоды, Илья, — с чувством протянул жандарм, не убирая пистолет. — Всё ещё слишком молоды и горячи в суждениях. Что ждёт вас здесь? Грязь, антисанитария, болезни, войны, развязанные царизмом, и пустая смерть. А как же прогресс? А торжество человеческого разума? А возможность послужить людям всего мира? Я уж не говорю о…

— Чайник, — прервал я его.

— Это вы мне? Вы называете меня «чайником»?! — непонятно на что обиделся он.

— Нет, я имел в виду: берегитесь, чайник!

В тот же миг белый пластиковый чайник, слава богу, без горячей воды, огрел его по макушке! Катя тяжело выдохнула, потрясая отбитыми пальцами, и пнула ножкой рухнувшее на пол тело…

— Всё. Илюха, видал, на что я ради тебя иду?

— Счастье моё долгожданное…

Нимало не стесняясь строгого денщика, деликатно отвернувшегося в сторону, мы бросились друг другу в объятия, и мои губы обжёг самый сладостный поцелуй на свете! Всё, что было до этого, — пропало, растворилось в чарующем меду её упоительных губ! Я потерял голову, ощущение реальности, пространства, времени и…

— Ох… — Моя ненаглядная с трудом прервала феерию лобызания, волевым усилием ставя себя и меня на место. — Тормозим. Что-то занесло меня, как Шумахера на Московской кольцевой. Дядя Прохор, вы там с ним чё-нибудь…

— Уже, Хозяюшка, уже, милая. И в ванную отнёс, и к сотоварищам привязал крепко-накрепко. Небось как очухается, ему в единой компании веселее будет…

— Надеюсь. А теперь бегите отсюда оба!

— Чего?! — вытаращились мы.

— Я говорю, бе-ги-те! — охотно пояснила Катя, берясь за разговорную грушу. — Потому что прямо сейчас я должна орать, визжать, вопить и убеждать вышестоящее начальство, что Иловайский с денщиком вырвались из плена, покалечив всю группу захвата. Мне поверят, я все камеры видеонаблюдения в доме отключила.

— Но… ты же этого… сама чайником?

— А он это видел? — резонно парировала моя ненаглядная. — Спишем на твои паранормальные способности. Типа передвигаешь предметы силой мысли! Илья, любимый, родной, милый, ну не томи, валите уже отсюда, пожалуйста!