Всегда говори «всегда»

Когда она так подумала про Стаса – не последний, мол, человек! – ей стало вдруг ужасно смешно. Ну, надо же, до чего дело дошло, она думает, как какая-то клуша из кино про провинциальную жизнь!.. Лежит с утра пораньше под бочком у любимого супруга и размышляет – всерьез! – о том, что ее муж занимает «известное положение», и сама от этого в восторге.

– Ста-ас, – позвала она тихонько и засмеялась.

Ей очень хотелось, чтоб он проснулся. Она повернулась, подперла голову рукой и уставилась на него – вдруг он просто так возьмет да и проснется, но он, конечно же, не просыпался! Тогда она дунула ему в ухо. Он завозился, как разбуженный среди зимы медведь, но глаз не открыл.

Она знала, что он уже не спит, конечно. И все это была просто игра, и ей нравилось в нее играть.

Сделав вид, что совсем уже собирается вылезать из постели, Ольга неожиданно прыгнула на мужа. Какое-то время он крепился, а потом все же захохотал, и из-под одеяла высунулась рука и утянула ее туда, где было горячо и щекотно.

Некоторое время они целовались под одеялом, а потом Ольга вынырнула, просто чтобы подышать немного.

– Мама!

Они замерли, как школьники, застигнутые родителями на бабушкином ковровом диване.

– Е-мое…

Ольга быстро зажала ему рот рукой. Если лежать тихо и признаков жизни не подавать, может, еще и…

– Мама! Мам, вставай!

– Да что такое-то?! Чего она поднялась ни свет ни заря?!

Ольга вздохнула.

Ничего не выйдет, это уже ясно как день.

День, день…

День настал, ничего не поделаешь. Лучше бы еще хоть немножко он не наставал, честное слово!

– У Машки сегодня утренник. Вчера она никак не засыпала, а теперь вот видишь… готово дело!

– Вижу. – Вид у Стаса был сердитый, и Ольга, просто чтоб его утешить, прошептала ему в самое ушко:

– Ничего, мы вечером все успеем. Да?

Он пожал плечами и зевнул, широко, во всю пасть. У него были великолепные крупные, белые зубы, как у молодого хищного зверя.

– Ты на утренник-то приедешь, папочка?

Стас захлопнул рот так, что зубы клацнули.

– Там поглядим.

Дверь скрипнула, и Ольга нырнула под одеяло – где-то там осталась ее скомканная ночная рубашка. В дверном проеме показалась растрепанная Машкина голова, которая сказала громким шепотом, со смешным негодованием:

– Мама! Ну, мама же!

– Машка, сколько раз мы с папой говорили, что в спальню заходить нельзя! Сначала нужно постучать, потом подождать, когда мы ответим, и только потом…

– Да-а, потом!.. Пока я стучать буду, мы на праздник опоздаем, я же в первой паре, с Колькой, он медведь! А если я опоздаю, с медведем поставят Ленку Брыкину!

– Не поставят.

– Поставят.

– Маш, выйди сейчас же, – сказал Стас внушительно, и Машку как ветром сдуло. Отца они с Мишкой побаивались немного, но Ольга считала, что это даже хорошо – раз побаиваются, значит, уважают, а авторитет отца в воспитании детей первое дело, по крайней мере, так в книжках пишут.

– Маша, я иду! И не беспокойся ты, никуда мы не опоздаем!

Пока закипал чайник, Ольга взболтала омлет в большой керамической миске – внутри миски были нарисованы цветы и птицы, ей очень нравилось. Все-таки когда-то она рисовала, и Григорий Матвеевич, учитель, говорил, что она «подает надежды». Цветы и птицы были куплены на базаре у грустного пожилого узбека, который уверял, что такими узорами расписывают посуду берберские гончары. Ольге понравился узбек и то, что он говорил о берберах, и теперь омлет у нее получался какой-то особенный, может быть, отчасти «берберский», хотите верьте, хотите нет!..

– Мама!

– А!

Ольга, потянувшись, достала с полки банку с чаем. Стас вечно ставит ее так, что не дотянуться!

– Мам, где мой рюкзак?

– Миш, он там, где ты его вчера бросил!

Запахло чаем, вкусно, по-утреннему. Впрочем, сама Ольга утром больше всего любила кофе, который, кроме нее, никто не пил.

Ну, она на работе выпьет!..

– Ма-ам, – жалобно провыл откуда-то Мишка, – а я не помню, где его бросил…

– Я тем более не помню!

– Ну, мам…

Тут в привычную утреннюю семейную симфонию вступил Стас, который тоже вечно все бросал и никогда ничего не мог найти.

– Никто не видел мои ключи?

– Никто не видел мой рюкзак?

Ольга разлила чай по кружкам – у Машки кружка с Винни-Пухом, у Мишки с машинками, а у Стаса с грудастой и хвостатой русалкой, эту гадость ему когда-то Митяй подарил. Ольга никак не могла от русалки избавиться, хотя и ненавидела ее лютой ненавистью. Русалка на кружке призывно изгибалась, вид у нее был на редкость распутный. Ольга повернула кружку так, чтобы не видеть русалкину физиономию.