Земля, деньги и только потом женщины — так испокон веков считали мужчины...
После предательства жениха Тара решила не иметь больше дел с мужчинами....
Лёка хотела было завопить, что Артем не тренер, но потом передумала.
– Тогда давай быстрей смываться, – предложил Платон задумчиво. – Пока он не явился к очагу, усталый, но довольный.
– Я ему позвоню, – Лёка взяла Платона за руку и поцеловала в ладонь. – А то его инфаркт хватит. Сначала бывшая жена пропала…
– Уже нашлась!
– Все равно позвоню, – решила Лёка. – Как ты думаешь, нам удастся поменять билеты?
– Наверняка. Самолеты летают каждый час.
– Тогда в Москве мы успеем купить вина и мяса, – сказала Лёка. – Здоровый кусок мяса и ящик молодого «божоле». Сегодня третий четверг ноября все-таки. А завтра проспим работу! Боже мой, как давно я не просыпала работу!..
Тверская, 8
1
«У вас есть братья Карамазовы?»
«Достоевский в отделе русской классики, пойдемте, я покажу».
«Да не нужен мне Достоевский, девушка! Мне нужны братья Карамазовы, ну… то есть их произведения! Что это вы в книжном работаете, а не знаете, ей-богу! Они фантастику писали!»
«Я поняла. Вам нужны Стругацкие, а не Карамазовы. Братья Стругацкие».
«Да какая разница!»
Диалог в книжном магазине «Москва»
Утро началось не слишком хорошо.
Она приставала, а он все отворачивался. И договориться никак не получалось. Уж и времени почти не осталось, уезжать давно пора, а дело все ни с места.
– Ну, ладно, ну, что ты сердишься?! Я каждый день уезжаю, мне на работу обязательно нужно! Ты же знаешь!
Сопение и больше ничего.
– Да ладно тебе! Чем дольше мы тут с тобой будем разбираться, тем позже я приеду, ты это хоть понимаешь?! Я бы давно уже уехала, и приехала бы пораньше, и мы бы с тобой гулять пошли. В поле. Вчера в поле не получилось, потому что дождь шел, а сегодня точно мы пойдем, я тебе обещаю!
Сопение и некоторое движение спиной, по крайней мере, видно, что слушает, – уже прогресс.
– Ну, давай скорей мириться, и я поеду.
1991 год
– Девчонки, танки!..
– Какие танки, что ты врешь!
– Да говорю тебе, танки на улице Горького! Прямо у нас под окнами! Не веришь, выйди и глянь сама!
Вмиг всех, кто курил на лестнице, где всегда почему-то был сквозняк, будто сдуло этим самым сквозняком, только каблуки зацокали по истертой каменной лестнице.
«Девчонки», от восемнадцати до пятидесяти пяти, сосредоточенно и перепуганно переглядываясь, устремились вниз.
Что такое? Неужели все-таки… Нет, про это и думать как-то страшно. Но неужели все-таки… переворот? Это значит… что? Это значит – гражданская война, что ли?! Вот тут, у нас, в Москве танки?!
В огромном торговом зале было пустовато – время смутное, не до книг, хотя именно в этом магазине всегда с утра до ночи толпился народ, с самого пятьдесят восьмого года, когда накануне праздника Великой Октябрьской социалистической революции «москвичам и гостям столицы был преподнесен подарок».
Пятого ноября пятьдесят восьмого года открылся книжный магазин «Москва».
Тогда любили приурочивать все на свете то ко дню рождения вождя мирового пролетариата, то к очередной годовщине Октября, когда этот самый вождь, хитренько улыбаясь – именно таким хитреньким и добродушным балагуром его почему-то изображали в кино, – взял, да и поставил на дыбы огромную империю. Империя на дыбы поднималась с трудом, оглядывалась, огрызалась, закусывала удила, косила налитым кровью глазом, с трудом дышала – этот, хитренько улыбавшийся, ничего не боялся и знай себе подстегивал, натравливал, интриговал, взывал, писал памфлеты, указывал пути развития, формулировал апрельские тезисы, то и дело ссылаясь на некоего Маркса с его теорией прибавочной стоимости. До Маркса, да и до прибавочной стоимости, империи с ее миллионами серых шинелей, крестьянами, куполами, Троицыным днем и дворянскими усадьбами не было никакого дела. Империя на дыбы поднималась тяжко, как будто предчувствовала страшное, почти невыносимое испытание, уже смутно рисовавшееся впереди в заревах пожаров гражданской войны, в грохоте расстрельных залпов, в стонах свергаемых колоколов, в воплях детей и женщин.
Говорят, сам вождь, поначалу ничего не боявшийся и бодро призывавший захватить «почту, телефон и телеграф», замириться с немцами, удержать власть любой ценой, расшевелить, разбудить, расшатать устои, в тот момент, когда империя все же поднялась на дыбы, перепугался, да так, что решил было отыграть назад, да ничего не вышло, слишком поздно он спохватился!.. И ничего он не смог ни изменить, ни поправить, и умер, говорят, в страшных мучениях, как и положено умирать злодеям, и вот теперь, спустя семь десятилетий, до чего дошло – до танков на московских улицах!..