— И как долго вы будете искать?

— Пока не найдем того, кого ищем, — многозначительно сказал полицейский и вернул мне дипломатическую карточку. — Проезжайте, месье!..

Снова встречаться с «Рокки» после того, как мы едва не влипли в историю, было, конечно, неосторожно. Но у меня не было другого выхода: завтра был понедельник, и рано утром «Рокки» должен был положить оперативные документы на место. Другой возможности вернуть их в этот вечер уже не было.

Поэтому мы с Базиленко снова повторили тот же испытанный маневр: он придержал следовавшие сзади автомашины, пока я сворачивал за угол, но на этот раз за мной не поехал. Я притормозил, не доезжая до стоявшего на обочине «Рокки», и когда он подошел к машине, в открытое окно протянул ему документы и деньги, пожелал удачи и сразу уехал. Никакой расписки он, конечно, не писал…

На следующее утро Базиленко разложил на столе схему университетского городка и ткнул карандашом в два заштрихованных прямоугольника.

— Иностранные преподаватели живут в двух трехэтажных корпусах. В каждом — четыре подъезда, двадцать четыре квартиры. Всего — сорок восемь.

— И сколько там наших? — спросил я.

— Двадцать один — «очко», — засмеялся Базиленко. — Занимают девятнадцать квартир.

— Как это? — не понял я.

— Бессемейные живут по двое в одной квартире, — пояснил Базиленко. — А еще около пятнадцати «демократов», остальные — кто откуда.

— А американцы есть?

— Нет, — уверенно ответил Базиленко.

— А английский язык кто преподает?

— Два англичанина, один канадец, остальные — французы.

— Значит, Рэнскип ходит не к соотечественникам?

— Выходит, так, — согласился Базиленко.

— И что ты предлагаешь?

— А вот что: в числе этих двадцати одного — два наших агента. «Свиридов» и «Рустам». Живут, кстати, в разных корпусах. А еще — Шилов, тот самый, которого наши кадры оформляют на работу в разведку.

— Это который из Университета дружбы народов? — уточнил я.

— Он самый, — подтвердил Базиленко. — Можно дать им задание гулять по вечерам и наблюдать, кто к кому ходит. Фотография Рэнскипа у нас есть.

— А где гарантия, что они сумеют зафиксировать его визит? — усомнился я. — У них же нет никакого опыта.

— Вы не знаете Шилова! — воскликнул Базиленко. — Да он один справится! Парень он холостой, делать ему по вечерам нечего, вот пусть и подкараулит Рэнскипа у лабораторного корпуса и проследит, куда он ходит. К тому же у нас есть указание испытать его на выполнении какого-то конкретного поручения.

Анализируя потом эти события, я так и не смог понять, почему не согласился с Базиленко. То ли сработала интуиция, то ли профессиональная привычка не привлекать к проверке наиболее важных сигналов недостаточно изученных людей, но только я сказал:

— Нет, Павел Игнатьевич, надо придумать более надежный способ. Это дело ни агентам, ни кандидату на работу в разведке поручать не будем. Здесь нужна особая осторожность!

Я еще раз посмотрел на схему университетского городка и добавил:

— Позови-ка Колповского…

Уяснив суть возникшей проблемы, Колповский предложил:

— Давайте применим состав, которым я покрываю бросовые контейнеры.

Далеко не всегда разведка имеет возможность проводить с агентами личные встречи. Иногда, особенно в странах с жестким контрразведывательным режимом, это невозможно по соображениям безопасности. Тогда применяются безличные формы связи, древнейшей из которых являются тайники. И с тех же самых древнейших времен известно, что тайники бывают разные: кратковременные, рассчитанные на непродолжительное хранение материалов, и долговременные, содержимое которых может храниться месяцы, годы!

Чтобы при хранении разведывательные материалы не пострадали и попали по назначению в полной сохранности, их помещают в специальные контейнеры. При долговременном хранении это могут быть герметичные ящики или мешки. При кратковременном — изготовленные в секретных лабораториях хитроумные приспособления, вскрыть которые, не повредив или не уничтожив содержимое, не зная секрета, невозможно.

А могут быть и так называемые «бросовые» контейнеры, изготовляемые из ржавых консервных банок, смятых пачек сигарет, камней, щепок, сучков, различных железок и прочего подручного материала.

Но далеко не в каждой стране можно разбрасываться «бросовыми» контейнерами. Они хороши в цивилизованных странах, где высокомерные граждане считают ниже своего достоинства обращать внимание на всякий мусор. Надо только найти подходящее место для такого контейнера: кто же позволит вам мусорить где-нибудь в центре Лондона, Копенгагена или Парижа!

А вот в Африке понятия «бросовый» не существует! Любой предмет — будь то консервная банка, пустая пачка сигарет или какая-нибудь железяка — сразу привлекает к себе внимание многочисленной детворы и становится объектом тщательного исследования. Да и взрослые африканцы своей любознательностью мало чем отличаются от детей и тоже не пройдут мимо, не потревожив все, что валяется на их пути.

Один мой коллега, работавший в Африке, однажды пережил несколько очень неприятных минут.

Находившийся у него на связи агент — сотрудник одного из западных посольств — сфотографировал секретные документы, положил пленочку в банку из-под сгущенки, смял ее молотком и в таком виде бросил в условном месте. Пришедший спустя положенное время на это место разведчик увидел кошмарную картину: стая чернокожих мальчишек играла этой банкой в футбол, а со стороны наблюдал агент, находившийся в предынфарктном состоянии! И было от чего!

Мой коллега тоже на какое-то время оцепенел от ужаса, но настоящий профессионал тем и отличается от любителя, что в любой, даже самой непредвиденной или безнадежной ситуации умеет взять себя в руки и найти оптимальное решение.

Спустя какое-то мгновение мой коллега, демонстрируя высокую технику, уже гонял с пацанами консервную банку! Обведя поочередно всех, он погнал банку по улице и пинал ее до тех пор, пока не отстал последний мальчишка! Свернув за угол, он выбрал момент и поднял злосчастную банку.

После этого происшествия агент слег, а когда выздоровел, наотрез отказался проводить тайниковые операции.

Учитывая особенности африканского бытия, мы не использовали «бросовые» контейнеры, вернее, использовали, но оставляли их не на улицах и прочих людных местах, а там, где их никто не подберет и не переместит в другое место. Например, бросали камень в кучу таких же камней: теперь вероятность, что кто-то обратит на него внимание и возьмет в руки, была чрезвычайна мала.

Но как отыскать «наш» камень в груде камней, где их видимо-невидимо? Да еще в темное время, потому что ковыряться днем в мусорных кучах дипломату, тем более советскому, как-то не к лицу. Особенно, если у него на «хвосте» может сидеть контрразведка!

Вот тут на помощь и приходил тот самый состав, который предложил Колповский. Обработанный им камень в ультрафиолетовых лучах светился, как Полярная звезда или Альфа Центавра на ночном небе! И найти его не составляло никакого труда.

Предложение Колповского мне понравилось, и я принял решение:

— Обработай машину Рэнскипа этим составом, Геннадий Яковлевич, и каждый вечер объезжай территорию университета. Лови момент, когда он снова там появится.

В течение нескольких последующих дней Колповский «охотился» за машиной Рэнскипа.

Однажды, проезжая мимо МИДа, он увидел автомашину со знакомым номером на стоянке. Стекло дверцы водителя было приспущено: так обычно оставляют машину в тропиках в дневное время, чтобы салон хоть немного проветривался, иначе придется садиться в настоящую «парилку».

Колповский припарковался рядом на свободное место, поднял капот и стал делать вид, что устраняет какую-то неисправность. Воспользовавшись благоприятным моментом, он просунул руку с баллончиком в приоткрытое окно, нажал на кнопочку и, сделав несколько круговых движений, аккуратненько опылил специальным препаратом руль и коврик.

×
×