С этими словами я подвинул к нему кассетник.

Сосед с некоторым недоверием посмотрел на меня, потом на кассетник, но все же последовал моему совету.

После первых же реплик глаза полезли у него на лоб от удивления.

— Это неправда! — через минуту воскликнул он. — Вы же отлично знаете, что это не соответствует действительности!

— Конечно, — поддержал его я. — Но об этом знаем только мы!

В том месте записи, где мы обсуждали стоимость привезенных мной подарков, сосед буквально остолбенел.

— Невероятно! — его голос дрожал. — Но это же была шутка!

— Конечно, шутка, — снова согласился я. — Но поверит ли в это начальник вашей службы, вот в чем вопрос!

Потрясенный сосед дослушал запись до конца и, чуть не плача, спросил:

— Что вы собираетесь делать с этой пленкой?

— Пока ничего, — неопределенно ответил я. — Просто я хотел напомнить вам, что вы тоже имеете дело с профессионалами.

После этого наш разговор принял более конструктивный характер и довольно быстро мы пришли к полному взаимопониманию: сосед согласился информировать меня по всем интересующим вопросам, а я взял на себя заботы о его материальном благополучии.

Но все это было из области воспоминаний, навеянных первым визитом «Бао» на квартиру Лавренова.

А еще через несколько дней я провел встречу с «Рокки», и он доложил, что получил от Франсуа Сервэна указание установить контакт с Ламином Конде и выяснить возможность его использования в изучении «Бао».

Так разработка корреспондента Синьхуа стала приобретать совершенно новые очертания…

35

Зазвонил телефон, и я невольно вздрогнул, хотя уже в течение получаса с нетерпением ждал этого звонка.

Жена Юры Борисова, в квартире которого мы с Колповским сейчас находились, подняла трубку и, как того следовало ожидать, услышала голос Асмик.

— Наташа, ты будешь сегодня вечером в клубе?

— Буду, — ответила Наташа. — А что?

— Я хочу отдать тебе выкройки.

— Хорошо, увидимся, — сказала Наташа и, положив трубку, засветилась такой радостью, как будто дороже этих выкроек у нее ничего не было.

Я надел наушники и распорядился:

— Включай!

Колповский тоже надел наушники, перекрестился и надавил пальцем на маленькую черную кнопочку. На лежавшем перед ним аппарате загорелась красная лампочка, означавшая, что команда прошла.

Через пару секунд я услышал в наушниках нарастающий шум. Он возник откуда-то издалека, как накатившаяся океанская волна, но не затих при ее откате, а, достигнув определенного уровня, остался звучать на пульсирующей и довольно противной ноте. Шум был достаточно сильным, это меня встревожило, и я спросил:

— Это что — какая-то помеха?

— Нет, это кондиционеры, — ответил Колповский и, повернув регулятор, слегка уменьшил громкость.

— Из-за этих проклятых кондиционеров мы ни черта не услышим, — пробурчал я себе под нос.

— Не беспокойтесь, Михаил Иванович, — успокоил меня Колповский. — Микрофон отрегулирован на голосовые частоты. Вот увидите, как только кто-то начнет говорить, кондиционеров не будет слышно.

Я машинально отметил про себя всю абсурдность последней фразы: как я мог увидеть, когда кто-то заговорит, если вооружен не биноклем, а наушниками! Но сейчас мне было не до стилистических тонкостей!

В течение нескольких минут мы слушали, как надрываются кондиционеры фирмы «Вестингауз», охлаждая жаркий тропический воздух. Потом Колповский сказал:

— Я попробую, как проходят команды.

— Попробуй, — разрешил я и поправил наушники.

Колповский снова нажал черную кнопочку, только на этот раз на более продолжительное время, снова мигнула красная лампочка, и так раздражавший меня шум уплыл куда-то в космическое пространство. Колповский несколько раз повторил свои манипуляции, и, повинуясь его пальцу, шум то появлялся, то пропадал, словно его издавал какой-то неведомый оркестр, подчиняющийся движению дирижерской палочки.

Наконец, Колповский оставил аппарат во включенном состоянии и удовлетворенно поднял большой палец: дистанционное управление работало безотказно! Теперь оставалось убедиться, что микрофон находится именно там, где ему надлежало находиться. А для этого надо было подождать, когда в контролируемое помещение войдет какая-то живая душа и произнесет какую-нибудь фразу, которая и позволит сделать окончательный вывод.

Мы успели выпить по чашке кофе, поговорить о том о сем, пока наконец в ставший уже привычным шум кондиционеров вплелись какие-то ритмические звуки, потом послышался звук открываемой двери, снова ритмические звуки, только на этот раз более громкие и потому узнаваемые, затем серия каких-то непонятных звуков, и вдруг (о, чудо!) шум кондиционеров внезапно стих, и я совершенно четко, как будто говоривший находился совсем рядом, услышал:

— Кейл, попросите Копленда зайти ко мне.

По великолепному американскому произношению и по тому, что только один человек в этой стране мог вызвать к себе резидента ЦРУ, я догадался, что слышу голос чрезвычайного и полномочного посла США Раймонда Гэлбера!

Этому со всех точек зрения неординарному событию предшествовала большая подготовительная работа.

Пока наше оперативно-техническое подразделение колдовало над малахитовым письменным прибором и ломало голову над тем, как начинить его различными электронными штучками, Хачикян планомерно готовил «Армана» к осуществлению ответственной и рискованной затеи.

Сначала нужно было проверить «Армана» на выполнении сходного поручения и убедиться в его находчивости, смелости и в том, что он способен четко выполнить данные ему инструкции. А еще нам чрезвычайно важно было знать, не ведет ли он двойную игру и не докладывает ли о своих контактах с Хачикяном кому-то из американцев, например, тому же Копленду.

И вот однажды Хачикян вручил «Арману» небольшую металлическую коробочку с несколькими кнопками, измерительной шкалой и стрелкой и попросил его (за отдельное вознаграждение, разумеется!) спрятать эту коробочку в кабинете американского посла, лучше всего где-нибудь за книгами.

Осторожный «Арман» поинтересовался, что это за штуковина и зачем «патрону» нужно, чтобы она оказалась в книжном шкафу, да еще не где-нибудь, а в кабинете американского посла. Хачикян пояснил, что его очень интересует уровень электромагнитных излучений. Для малограмотного «Армана» это было все равно, как если бы Хачикян попытался объяснить ему, чем пылесос отличается от баллистической ракеты. Он с опаской взял коробочку в руки и спросил:

— А она не взорвется?

— Клянусь Аллахом, что она не взрывается и не может никому причинить вред, — ответил Хачикян и, в отличие от предыдущих объяснений, это было святой правдой. — Не надо только нажимать на эти кнопки.

Других вопросов со стороны «Армана» не последовало, он забрал «регистратор излучений» и на следующий день спрятал его в нужное место. В том что «регистратор» находится в американском посольстве, мы убеждались каждый день, потому что он через определенные промежутки времени посылал в эфир сигналы наподобие знаменитых «бип-бип», которые издавал первый советский искусственный спутник Земли.

Колповский пеленговал эти сигналы из разных точек, и каждый раз пеленги пересекались на здании американского посольства.

Через положенное время «Арман» по просьбе Хачикяна вернул «регистратор», в котором была еще одна маленькая хитрость: он был устроен таким образом, что если бы при посредничестве «Армана» или без его участия попал в чужие руки и кто-то попытался определить его предназначение, то это было бы обязательно зафиксировано при контрольной проверке.

«Регистратор» был немедленно отправлен в Москву, там его тщательно обследовали и пришли к заключению, что в нем не только никто не ковырялся, но его даже не пытались просвечивать какими-нибудь лучами.

Теперь, когда мы убедились в надежности «Армана» и его способности выполнить ответственное задание, можно было доверить ему проведение основного мероприятия. Когда Хачикян обратился к нему с повторной просьбой и пообещал приличное вознаграждение, «Арман» сразу согласился и не стал задавать лишних вопросов.

×
×