До знакомства с ними я промышлял в одиночку, выезжая на берег океана с кем-нибудь из соотечественников, которые охраняли мое снаряжение, пока я находился под водой. Глубина для меня не имела особого значения, поскольку акваланг — не дыхательная трубка, и я никогда не подстраивался под график приливов и отливов, как это делали другие охотники.

И вот однажды приехал я на свое излюбленное место охоты возле маяка и застал там такую картину: на берегу суетятся уже упомянутые мной люди, из-за козней природы попавшие весьма в затруднительное положение. Оказалось, что во время отлива, когда глубина не превышала пяти-шести метров, один из них подстрелил морского окуня весом килограммов на шестьдесят. Но их радость от этой охотничьей удачи была омрачена тем, что то ли окунь оказался очень живучим, то ли гарпун попал не туда, куда нужно, а только пришлось стрелять в него еще несколько раз, после чего окунь забился под большой валун, зацепился там гарпунами и застрял намертво.

Все попытки извлечь его оттуда ни к чему не привели. Вскоре начался прилив, глубина с каждой минутой стала увеличиваться и нырять становилось все труднее и труднее.

В конце концов охотники окончательно выбились из сил, были вынуждены отрезать гарпуны и выбраться на берег, где я их и застал в довольно удрученном состоянии. Ждать отлив им пришлось бы долго, да и не было никаких гарантий, что окунь вместе с гарпунами к тому времени все еще будет на месте.

Увидев, как я выгружаю из машины акваланг, Хорначек бросился ко мне с просьбой оказать им посильную помощь.

Я, конечно, без всяких колебаний согласился, надел акваланг и погрузился в океан. Разыскав злополучного окуня, я освободил его вместе с гарпунами из-под валуна и вытащил на берег.

Радости охотников и их стремлению отблагодарить меня не было предела. Мы сфотографировались рядом с окунем группой и каждый в отдельности и договорились в тот же вечер собраться на вилле одного из экспертов ООН, чтобы полакомиться заливным. Ну, а где заливное, там и все прочее, что полагается в таких случаях!

Так я стал полноправным членом интернационального охотничьего коллектива, страхуя рыболовов в открытом океане и периодически выручая их из различных затруднительных ситуаций. Делал я это, как, впрочем, и все остальное в своей профессиональной жизни, не бескорыстно, но корысть моя заключалась в том, чтобы расширить круг своих знакомств в европейской колонии и организовать «охоту» на какого-нибудь носителя интересующей меня информации.

Вот и в это воскресенье мы договорились встретиться в одной океанской бухточке и поохотиться на мурен, из которых Хорначек умел готовить изысканные блюда. А когда на столе изысканные блюда, то и компания собирается им под стать!

Я уже проверил акваланг, накачал пневматическое охотничье ружье и заканчивал другие приготовления, как раздался звонок в дверь. В чем был — в шортах и голый до пояса — я пошел открывать.

В прихожей стоял подтянутый мужчина средних лет в костюме модели «три кармана» из блестящей ткани «тропикаль» темно синею цвета, которые так любят носить европейцы, работающие в Африке.

— Доброе утро, месье Вдовин, — сказал он. — Меня зовут Франсуа Сервэн. Я сотрудник ДСТ, работаю советником в госсекретариате внутренних дел и безопасности. Вот мое служебное удостоверение.

Он мог ничего мне не показывать. Я поверил бы ему на слово, тем более что отлично знал Сервэна в лицо. Но чтобы не выдать нашего заочного знакомства, я проявил нескрываемый интерес к протянутому им удостоверению. Когда я вдоволь им налюбовался, Сервэн сказал:

— Мне нужно с вами поговорить по личному делу.

Как ни странно, но если опустить ряд сугубо индивидуальных деталей, он почти слово в слово повторил то, что несколько дней назад ему сказал Саша Усалев, когда стоял на пороге его квартиры.

И как тогда Сервэн, я на какое-то время онемел от неожиданности, соображая, как мне поступить: идти с ним на этот разговор или нет? И меня, как и его тогда, тоже можно было понять: не каждый день к дипломату приходят сотрудники контрразведки, да еще без предварительного уведомления!

Но как и мы при планировании визита к Сервэну, он, видимо, тоже рассчитывал, что профессиональное любопытство обязательно возьмет верх, хотя, в отличие от него, я рисковал значительно больше: я находился на чужой территории, и малейшая ошибка с моей стороны неизбежно закончилась бы выдворением из страны!

Исторически сложилось так, что в кадры внешней разведки КГБ шли выпускники гражданских учебных заведений и сотрудники территориальных органов. Естественно, и те, и другие приходили на работу в разведку с различной оперативной подготовкой: у одних за плечами была только разведывательная школа, у других в дополнение к этому — какое-то контрразведывательное учебное заведение и практический опыт работы в контрразведке.

Что лучше — прийти на работу в разведку, имея контрразведывательную подготовку, или нет — однозначно ответить нельзя. Конечно, любые знания и опыт всегда полезны, и лучше знать больше, чем не знать ничего, но иногда случалось так, что эта самая контрразведывательная подготовка играла с разведчиками злую шутку: им, хорошо знавшим, как организована работа контрразведки и каким вниманием и «заботой» она может окружить любого, тем более иностранного дипломата или человека, подозреваемого в принадлежности к разведке, порой всюду мерещились слежка, подставляемые агенты, микрофоны и прочие оперативные средства, которых в арсенале контрразведки больше, чем может себе вообразить непосвященный человек.

И такие разведчики начинали, как говорится, бояться собственной тени! Некоторым казалось, что они постоянно находятся «под колпаком» у контрразведки, что вокруг них только ее сотрудники и агенты, а в такой обстановке, сами понимаете, на большие достижения в разведывательной работе рассчитывать трудно. Это с одной стороны.

А с другой, разведчики, имевшие смутное или весьма приблизительное представление о возможностях контрразведки и методах ее работы, в порядке компенсации были лишены многих комплексов и потому, действуя решительно и смело, без оглядки на возможные козни, нередко добивались неплохих результатов. Но иногда в два счета проваливались, не узрев расставленные им контрразведкой западни или попав в какую-нибудь ловушку.

Вот и задумаешься, что лучше: все знать, всего опасаться и поэтому ничего не делать, или ничего не знать, игнорировать опасность и быстро погореть?

Видимо, лучше обходиться без этих крайностей, а найти золотую середину и работать, четко представляя все возможности контрразведки и умело обходя возводимые ею заслоны на пути к достижению стоящей перед тобой цели!

Мне всегда казалось, и предшествующая многолетняя работа за границей служила тому хорошим подтверждением, что я сумел найти эту золотую середину и здраво соизмерять собственные возможности и возможности противостоящей мне спецслужбы. И потому я всегда был готов пойти на разумный риск и с годами приобрел уверенность (может быть, чрезмерную?), что сумею найти оптимальное решение в любой, даже самой сложной ситуации.

Вот и сейчас, быстро просчитав все возможные варианты, я пришел к выводу, что визит Сервэна ничем особенно мне не грозит, а потому уклоняться от беседы с ним нет никакого резона. И потом — разве не мы поставили его перед выбором и заставили искать возможность войти в контакт с советской разведкой?!

— Входите, месье Сервэн, — сказал я и отступил в сторону, пропуская его в холл. — Присаживайтесь, а я оставлю вас на одну минуту. Мне нужно одеться.

Сервэн прошел в дальний конец холла и сел в кресло лицом к двери, как всегда садятся настоящие профессионалы.

А я тем временем зашел в спальню, надел маечку с коротким рукавом, а заодно проделал со стоявшим на прикроватной тумбочке магнитофоном небольшую манипуляцию, подключив к нему штекер от микрофона, искусно вмонтированного Колповским в стоящий в холле торшер. Этот микрофон Колповский установил по моей просьбе через два дня после моей интимной беседы с Ларисой Выжул, когда я остро почувствовал необходимость всегда иметь возможность записать на пленку все, что может произойти в моей квартире.

×
×