Капитан Невельской

Князь помолчал, потом поднял брови и многозначительно продолжал:

— Император тебя простил, но повелел решить вопрос в особом комитете министров. Председатель комитета — Нессельроде. Вот там и будет разбираться все, о чем вы с Муравьевым просите. Ждали карты и тебя для личных объяснений. Так смотри наберись духу? Будет сильное противодействие! Нессельроде уже представил императору доклад, в котором сомневается в истинности твоих открытий, разгорелся сыр-бор, загремели стулья, ты задел авторитеты, наши педанты заскрипели. Основываясь на доводах наших ученых и Компании, канцлер, — продолжал князь саркастически, — выставил против твоих донесений кучу своих бумаг. Азиатский департамент недоволен в свою очередь. А Чернышев рассердился, что ты делал опись, не имея инструкции… В Компании все взбеленились… Все ученые против тебя и считают твое открытие невозможным…

Невельской, уставившись на князя, заморгал часто, словно сильный свет забил ему в глаза. Теперь уж он, кажется, позабыл, что находится в Петербурге, что обстоятельства требуют от него держаться совсем не так, как на корабле или в Иркутске.

— Ваша светлость! — воскликнул он, волнуясь и показывая двумя руками на разложенные по столу карты. — Какие же могут быть доказательства против всего этого? И что значит мнение служащих Компании и каких-то ученых, когда деятели науки — гордость России — благословили меня…

— Кто же это?

— Да его превосходительство граф Федор Петрович Литке… Он всю жизнь говорил о Тихом океане. Тем более теперь, когда он научно доказал, на основании четырех своих экспедиций к Новой Земле, что плавание северным нутом вдоль берегов Сибири невозможно… Его высокопревосходительство Беллинсгаузен [89] вполне был согласен… Анжу… Ваша светлость! Компанией же приказано было доставить для меня байдарку и алеутов в Петропавловск, Фердинанд Петрович Врангель сам написал и дал мне письмо…

Князь даже вздрогнул от неожиданности.

— Врангель? — Светлые глаза его, обычно спокойно-насмешливые, выразили подозрение, которое князь тотчас же погасил, видимо одумавшись, что быть не могло того, что мелькнуло у него в голове…

— Да, ваша светлость… Его превосходительство Фердинанд Петрович Врангель вполне сочувствовал нам… Я был у него перед уходом…

Невельской рассказал о встрече со старым адмиралом.

— Ну, ты не особенно доверяй его сочувствию, — сказал князь, — тут, кстати, дело далеко не в одних служащих Компании, как тебе кажется! Ведь Врангель нынче не у дел. Занялся сельским хозяйством…

Князь усмехнулся в усы.

«Что он говорит? — подумал Невельской. — Он, кажется, доволен. Да перед Фердинандом Петровичем преклоняется вся Россия, весь флот!»

— Ты только наберись терпения и не волнуйся прежде времени, — заметил князь. — Я вижу, что ты вспыхнул. Дело серьезное, и надо действовать спокойно.

Он мог бы сказать, что его самого винят в том, что он покровительствует ослушникам в своем ведомстве.

— Значит, пока ты был в плавании, наша Русско-немец… то бишь Русско-американская компания переменила свой взгляд… Как видно, у тебя завелись там недруги…

Снова обратились к картам. Невельской стал развивать свою теорию о том, что надо занять Сахалин и гавани южнее устья, но Меншиков ответил, что об этом рано заикаться, а то можно провалить все дело…

— А знаешь ли ты, что Бутаков нынче описал Аральское море и устье Амударьи?

— Да, ваше сиятельство, я ехал через Оренбург и слышал.

— И его и твое открытие — все в пику Нессельроде. Граф ведь твердит, что мы европейцы и в Азии нам делать нечего… Словом, через несколько дней ты предстанешь перед комитетом министров и сможешь выложить все самому графу. Но помни, что делу встретится огромное противодействие. В комитете только мы с Перовским будем отстаивать тебя, поэтому будь смел и тверд. Чернышев и слышать не хочет об Амуре. Берг и Сенявин — члены комитета… Да поменьше надейся на Врангеля…

Невельской стоял и слушал подробные наставления князя, чуть склонив голову, с выражением упрямства, глаза его горели. Уж чего-чего, а недоверия ученых он не ожидал. Он думал, не открыть ли князю все, не рассказать ли, что Врангель сам показал секретные карты Гаврилова, чем очень помог… Он ведь от души пожелал успеха. Тут какая-то ложь! Но он не желал подводить Врангеля…

— Ты будешь у его высочества?

— Непременно, ваша светлость! Почту за величайшее счастье.

— Его высочество желает тебя видеть, но сегодня уезжает в Кронштадт и вернется завтра вечером. А сейчас поезжайте к Льву Алексеевичу Перовскому, — сказал князь, переходя на «вы». — Повторите ему все, что вы тут мне говорили, и скажите, что все карты у меня и я их рассмотрел и согласен с ними. Лев Алексеевич следил за вашим плаванием и будет рад вас видеть. Ему многое бывает известно, — значительно сказал Меншиков. — Он будет руководить вами. Да прошу вас сегодня ко мне отобедать, — добавил князь по-французски, делая вид, что хочет встать на своих больных ногах, и протягивая руку капитану. — Так поезжайте к нему прямо домой, и немедля!

«Смелым бог владеет! — подумал капитан, сильно приободренный князем и его любезным приглашением. — К Перовскому! Но, слава богу, значит, для меня, кажется, пока все благополучно».

Выйдя из дворца на набережную, он вспомнил совет губернатора, как говорить с Перовским, на какой струне играть.

Вот так, возвратившись из Сибири, почувствовал он, что тут кругом партии, личности, борьба, у каждого свои цели и интересы и что от него еще будут требовать неприязни к тому, кто до сих пор был приятен и дорог, и приязни к тому, кого он терпеть не мог, что мало открыть устье Амура там, на Востоке, куда труднее открыть его здесь, что тут действительно, может быть, как-то нелепо говорить о южных гаванях… Интересы морские здесь непонятны!

Но счастье, что Константин здесь. Он помнит и покровительствует!

«А Врангель ушел! У нас не берегут моряков. Вечное пренебрежение морским ведомством! Всегда мы на положении пасынков! Позор! Нет у нас интереса к морю! Черт знает что, губим то, что есть… Судим о России, как о сухопутной стране… Моря боимся, когда без моря мы ничто… Я не смею сказать морскому министру о гаванях, без которых Россия жить не сможет. В Петербурге, хотя город этот потому и построен тут, чтобы быть приморским и служить морю, меньше всего интересуются морем! Увольняют славных адмиралов! На берегу моря устроили себе сухопутную вотчину и во главе флота поставили сухопутного барина… Какое-то береговое, черт знает какое, понятие о флоте, море… Сидеть у замерзшего окна. Скоро ли, наконец, флотом станет управлять Константин?

…Но если тут какая-то подлая интрига — я не стану ждать… Я сам поеду к Федору Петровичу, поеду к Врангелю… Пусть судят сами».

Он хотел бы знать, тут ли Баласогло, прощен ли и отпущен ли, — тогда очень кстати встретиться и поговорить с ним, помимо того, что просто соскучился.

Невельской предполагал, какой толчок даст он размышлениям своих друзей, когда расскажет им про Амур, что там на самом деле, как это все выглядит… Это воодушевит Александра необычайно. Конечно, если он цел… И надо к братцу, потом к Мише, еще к дяде… И к князю обедать. Честь велика, отлично!

…А Меншиков, оставшись один, еще раз пересмотрел карты.

— Ясно как божий день! Компания напутала, а теперь хотят обвинить в подлоге моего офицера. А Чернышев… Вот я теперь покажу ему, что такое брамсель!

Глава тридцать седьмая

У МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

— Жаль, жаль, что Николай Николаевич заболел. Мы ждали его.

Министр внутренних дел, моложавый мужчина лет пятидесяти, с густыми, черными, слегка завитыми волосами, как-то странно взглянул на офицера своими красивыми глазами.

Лев Алексеевич спросил, любят ли Муравьева в Иркутске, как находят сибиряки его деятельность, как он вообще там живет и как чувствует себя Екатерина Николаевна.