Война за океан

– Это Крым и Италия! – категорически заявил губернатор.

На обед к нему, как обычно, съехался весь штаб.

– Там, за островами, река Уссури, – значит, население уже гольды, хотя сами себя они так не называют, – сказал Сычевский.

Губернатор и офицеры, окружавшие его, стали смотреть туда, где было устье реки. Сегодня все устали. День был очень жаркий.

– Это стойбище называется Буриэ. Гольды говорят, что ждали русских.

– Так скоро конец пути, господа? – спросил Муравьев.

Еще солнце не садилось, когда к губернаторской барже подошла лодка. В ней сидел рослый молодой парень. Корсаков подошел к борту.

– Господа, он о чем-то спрашивает! – обратился Михаил Семенович к штабным офицерам.

Подошел Сычевский.

– Что тебе? – спросил он по-маньчжурски.

– Мне надо начальника русского сплава, – ответил туземец..

– Ты кто такой?

– Надо начальника отряда, – вдруг повторил гольд по-русски.

– Зачем тебе начальник отряда?

– У меня есть к нему письмо.

– Письмо? – изумился Сычевский. – Что за письмо? От кого?

– От капитана Невельского, – ответил гольд, внятно и точно произнося чин и фамилию.

Все переглянулись в изумлении.

– Поднимайся сюда, – сказал Сычевский.

Гольд спокойно поднялся на палубу. У него серьезное и сильное лицо, умные серые глаза, толстая коса, шляпа. На нем синий халат, расшитый по краям. Он достал из-под халата пакет и передал его Сычевскому.

На конверте написано: «Начальнику русского отряда, спускающегося по Амуру». Сычевский повертел письмо в руках и передал Корсакову. Тот пошел доложить губернатору.

– Как твое имя? – спросил Сычевский у гольда.

– Удога!

На палубе появился Муравьев. Невельской писал, что отправился навстречу сплаву и посылает вперед надежного и энергичного человека с письмом, чтобы он застал сплав на устье Уссури.

«Устье Уссури, – сообщалось далее, – важнейший стратегический пункт, ключ ко всему краю и в будущем может стать центром русских заселений. Устье Уссури поэтому непременно должно быть занято несколькими взводами казаков, о чем молю вас, Николай Николаевич! Это надо, непременно надо».

Далее он сообщал, что весной Бошняк на корабле «Николай» отправился из залива Императора Николая искать южные гавани и в лучших из них поставит два поста, что и сам отправится туда же на корабле «Байкал». Для того чтобы эти посты были подкреплены изнутри, также необходимо занятие устья Уссури. По реке Уссури до южных гаваней близко, от ее верховья есть туда тропы. Видимо, там нет больших горных перевалов, расстояние невелико. Гавани там не замерзают, и они составляют главную цель в деятельности экспедиции в этом краю.

Муравьев поморщился. Присылать такие письма, когда по высочайшему повелению приведен в действие план, подготовлявшийся генерал-губернатором в течение многих лет… Когда идет сплав…

«Требование это по меньшей мере странное! – подумал генерал. – Как может Невельской заявлять, что самое главное сейчас – южные гавани? О нет! Главная цель деятельности – снабжение Камчатки по Амуру, которая и есть главный наш порт на Восточном океане».

Муравьев, пребывавший в отличном состоянии духа, после того как флотилия прошла Айгун, впервые столкнулся с неприятным противодействием. Дерзость своего рода предлагать какую-то новую цель, тогда как он ведет к устью реки войска, артиллерию, тогда как все приведено в боевую готовность для защиты устья и поддержания Камчатки. Муравьев решил не придавать значения письму Невельского и, конечно, не оставлять поста на устье Уссури. Это никому не нужно, хотя бы даже и прав был Невельской.

Но вот что явился гольд, говорящий по-русски, – это важно. «Тут надо отдать должное Геннадию Ивановичу. Теперь понятно, почему мы впервые за все плавание увидели стойбище, население которого, завидев наш сплав, не разбежалось».

Гольд отвечал на вопросы ясно и держался с губернатором просто, с достоинством. Изредка, когда Муравьев говорил с окружающими, он с любопытством оглядывал офицеров.

– Ты долго ждал нас в этой деревне?

– Два дня…

– Как же ты доставил письмо?

– На оморочке!

– Спешил?

– Да, шибко торопился!

– Такая отвага и преданность, господа!

Оказалось, что Удога крещен, что он прежде знал Невельского, бывал у него в Петровском, что там служит брат Удоги. Все это гольд объяснил частично по-русски, а большей частью с помощью Сычевского. Он звал губернатора на берег.

– Мы редко съезжаем в деревни, – ответил губернатор. – При нашем приближении люди разбегаются.

– Тут люди тебя ждали, – отвечал гольд.

«Я награжу его, – подумал Муравьев. – Если Невельской доверил этому гольду такой важнейший документ, значит, он заслужил его доверие!» Муравьев убеждался, что тут начинается сфера влияния Амурской экспедиции.

– Им известно было о сплаве! – воскликнул губернатор. – Русских никто не страшится! Нас ждали!

У Муравьева был глаз на людей. Много было случаев, когда дельных людей он быстро переманивал к себе на службу. Так произошло с Завойко. Этот гольд, конечно, не Завойко, масштабы иные, но Муравьев живо сообразил, что при всей незначительности своего положения сейчас гольд может стать очень значительной фигурой в будущем и оказать Муравьеву неоценимые услуги. Он умен, есть вид, рост, лицо европейца! Муравьев всегда желал иметь в простом народе своих людей. Такие люди были у него и в Иркутске, и в Забайкалье, и на Шилке, например Карп Бердышов. И здесь на сплаве – Алексей и Маркешка Хабаров. Конечно, такие же люди, свои, надежные, должны быть у губернатора среди туземцев.

Удога смотрел с любопытством и все запоминал. Люди, которых он встретил сейчас во главе с Муравьевым, были для него свои, долгожданные. В них он всегда верил, их ждал и он, и его близкие и знакомые. Поэтому он и чувствовал себя с ними совершенно свободно, как с братьями, с которыми был лишь разлучен.

– А ты не из этой деревни? – спросил у него Муравьев.

– Нет, я сверху. Моя деревня называется Бельго. Теперь я поеду домой.

Сычевский объяснил гольду, что губернатор доволен им, благодарит за доставку письма и что им для сплава нужны проводники, глубины реки неизвестны, а баржи можно вести только по глубоким местам, и поэтому губернатор просит Удогу быть проводником и помочь провести сплав.

Удога был тронут. Он сказал, что согласен. Ему дали кошелек с серебряными рублями.

– Мне не надо, я не за деньги сюда ехал, – ответил Удога.

Муравьев заметил, что это человек с большим достоинством. Офицеры были удивлены. Всяких по дороге видели, но такого в первый раз. Все туземцы, с которыми приходилось встречаться, торгашили и рады были любой подачке.

«Видно, Невельской воспитывает их тут на свой лад, – иронически подумал Муравьев. – Где-то Геннадий Иванович и гольдов подыскал по себе».

– Хорошо, – сказал губернатор, кладя руку на плечо гольду. – Если ты не хочешь брать серебро, то я награжу тебя по-другому. А кошелек все-таки прими, это тебе плата за работу. Мы даром проводников не берем. Такой у нас закон. А как живет Невельской? – спросил губернатор.

– У него продуктов мало, он голодный, и маленькая девка у него болеет, и баба тоже болеет.

– Так о сплаве знают в деревнях у вас?

– Все знают. Все люди знают, что идет Муравьев.

Губернатор был польщен. Он твердо решил наградить Удогу. Кивком он показал, что беседа окончена.

Гольда послали обедать на баржу к казакам. Сычевский поехал с ним.

– Это Муравьев? – спросил гольд у Сычевского.

– Ты знаешь Муравьева?

– Да, слыхал, Геннадий Иванович говорил.

– Ты говорил с Муравьевым, – торжественно сказал Сычевский.

Гольд помолчал, потом спросил:

– Муравьев генерал?

– Генерал!

Гольд кивнул.

– А ты знал, почему надо было доставить письмо? Почему ты здесь нас ждал?

– Я ждал здесь потому, что тут нужно оставить ваш отряд. Оставит Муравьев тут людей или нет? Ты скажи ему, что я бы лучше остался тут с вашим отрядом, а вам нашел бы других проводников. Я был бы тут нужней.