Цунами

Вдали какие-то эбису подымали бревно стоймя, и около них копошились дети и женщины. Несколько эбису шли без дела по улице. В другом месте двое копали землю вместе с японцами.

Путятину казалось сейчас, что общность страданий и взаимная готовность помочь чем возможно сближают его с японцами больше, чем предстоящее заключение договора о дружбе и торговле. А Невельской дерзил: «Чем торговать? Чем? Откуда вы товары повезете в Японию? Из Петербурга? Из Казани? Меха им не нужны, им от жары деваться некуда!»

– Ну, Петруха, ты, видно, японке приглянулся? – спрашивали товарищи Сизова, когда он вернулся на пристань. – Целовалась, говорят, с тобой?

«Она крепка, только маленько седая и некрасивая», – подумал Сизов.

Проводив адмирала, Тсутсуй и Кавадзи закончили и запаковали письма в Эдо, чтобы отправить их туда чуть свет. Разослали записки послам и губернаторам с просьбой собраться завтра на совещание для обсуждения дел.

– Это очень хитрая политика Путятина, – сказал Кавадзи. – Под предлогом помощи он нарушает наши законы и обосновывает присутствие своих войск на нашем берегу. Поэтому я требую немедленно присылки людей и докторов из Эдо. Что делает наш доктор Мицкури Гемпо?

«Но кого могут прислать из Эдо? Что это за люди!» – подумал Старик, но смолчал и сказал, что вполне согласен, а что Мицкури Гемпо врач посольства и лечит чиновников, но в то же время может оказывать помощь населению.

Подданные послов столбами подпирали крышу, чтобы не свисала. Заклеивали бумагой прорванные окна. Решили спать под футонами подле хибачи.

– Многие японцы не боятся эбису и сами их просят – сделайте что-нибудь полезное, спасите тех, кто еще жив, или вылечите, – рассказывал вечером Накамура.

Он доложил, что русские спасли двух рыбаков и что японцы, которых мы так тщательно оберегали всегда и воспитывали, совершенно все позабыли и, пренебрегая тысячелетними законами, разговаривают с ро-эбису и все им рассказывают, как своим, пока не появится полицейский.

«Опасная новость!» – подумал Кавадзи.

Он спал плохо, на сыром полу под сырым ватным халатом. Углей для хибачи не нашлось. Всю ночь слышно было, как лаяли лисицы, выли собаки и кричали люди. Поднявшись до свету, Саэмон но джо ушел в сад. Но там не на что было смотреть. А еще недавно он писал жене, как тут сказочно красиво, и вспоминал легендарных влюбленных. Теперь деревья голы и в тине и на них висят водоросли. Он помнил, что у русских не хватает одежды и провизии. Погибла вся их мука и сахар. Только немного сахара осталось для адмирала.

Кавадзи еще вчера решил не сообщать в Эдо о том, что русские посылают врачей и матросов в помощь пострадавшим. Надо объяснить там, что крушением русского корабля можно воспользоваться. В письме этого не изложишь. Упрямый князь Мито Нариаки опять пустит в ход все свое влияние. Надо кому-то ехать и все объяснить правительству.

Накамура Тамея уже отправился на «Диану», видна была его лодка под бортом черного корабля. Пришел чиновник из охраны побережья, вновь назначенный на эту должность. Он явился вместе с полицейским офицером. Донесли, что русские чуть свет в городе давали детям хлеб и рисовые лепешки. По сведениям, полученным из соседних деревень, там все дома упали и развалились, запасы сгорели или смыты морем, население прибежало в Симода, все голодные, ночью были случаи грабежей и воровства, следить за порядком некому, могут случиться убийства и изнасилования, при такой суматохе это может оказаться незамеченным. Губернатор Исава доволен и совершенно переменился к русским. Мать второго губернатора сказала, что все эбису хорошие, и теперь морских солдат Путятина никто не гонит из города. Воры и грабители голодны, как и все остальные. Видимо, явились разные бродяги, которые шляются по Токайдо, чтобы воспользоваться бедой. Известно, что самые чудовищные преступления всегда совершались во время смут и землетрясений, словно люди начинали беситься, и полиция не может за всем доглядеть.

Рано утром к фрегату подошла простая рыбацкая лодка, украшенная значками на флагштоках. По трапу поднялся согбенный Накамура Тамея с переводчиком. Он еще сильней похудел, но шарик его сегодня оказался в порядке, когда он снял шляпу. Накамура, как всегда, улыбался приветливо.

– Это было ужасно, господин Посьет! Как стихия обрушилась на ваше судно, – здороваясь, сказал Накамура.

Матросы откачивали воду из трюмов помпами, и она лилась за борт непрерывными потоками. Накамура, выйдя на ют, смотрел на все с интересом. На канатах за бортами держались громадные пластыри, прикрывавшие проломы ниже ватерлинии.

– Мы очень, очень сожалеем, что наша природа оказала… такое… непостоянство. И очень соболезнуем, что у вас погиб один человек и другие получили повреждения. Это нам очень неприятно.

– Бог с вами, господин Накамура, – ответил Посьет, чувствуя, что добрый японец чуть ли не готов принести извинения. – Вы примите наши глубокие соболезнования. Ведь мы видели вчера, что произошло с городом. Вам куда тяжелей, чем нам. У вас погибли сотни человеческих жизней.

– Сразу за три минуты погиб весь город, – сказал Гошкевич, – страшно было смотреть!

– Мы, что могли, пытались сделать, но ваши люди не позволяли спасать себя и гибли у нас на глазах, – сказал капитан. – Никто из нас никогда не видел ничего подобного.

– Идемте к адмиралу, он знает о вашем прибытии и ждет вас.

Путятин пожал руку Накамура и Мориама Эйноскэ, усадил их в кресла.

– Как Саэмон но ками?

– Очень хорошо… Благодарю! – кивал головой, улыбаясь, Накамура. – Он очень сильный и мужественный.

– А Кога Кинидзиро? Он спасся?

– Да, он тоже здоров… но… погибло много казенного имущества, – Накамура всхлипнул, – и даже казенные бумаги… Но городские власти… смыты… морем… Вся полиция унесена в океан. Тут было только десять полицейских в чине даосан. И все погибли! Ужасно!

– А благополучно ли у Хизена но ками?

– Большое спасибо!

Путятин сказал, что в помощь населению города снова послал сто человек.

– Мы видим, что вы очень благородно хотите спасти пострадавших, – ответил Накамура, – и это очень прекрасно. Однако ваше судно может подвергнуться опасности, если вы уберете с него команду в сто человек. Помощь пострадавшим на берегу – это легкое занятие по сравнению с тяжелой работой на поврежденном судне.