Наследник Фархада

— Ды-ды-ды-ды!! У-а-а-уу!!! — воспроизвел он фонограмму зенитного огня и падения подбитого бомбера.

И в этот драматический момент задребезжал звонок у входной двери. Кого там еще нелегкая принесла? Ну не могут, чтоб человеку кайф не обломать… Чертыхнувшись, Рустам направился к двери и предстал на пороге музея, как был — с закатанными рукавами, оттирая руки ветошью от ружейной смазки и с сильно недовольным выражением «морды лица». И недовольное это выражение пришлось срочно менять на сдержанно-приветливое, ибо перед входом топталась группа солидных мужиков и теток десятка в полтора. К тому же были они явные иностранцы: пара негров — таких тощих и умученных, словно они только что сбежали с Алабамской плантации; пяток индусов — хоть и в тюрбанах, но явно не йоги и не факиры, судя по круглым щекам; и даже (ого!) самые настоящие китайцы — в синих френчах-«сталинках», со значками с портретами Председателя Мао, исполненные скромного достоинства.

Перед группой суетливо хлопотала нервным личиком очкастенькая барышня в узких джинсиках. Завидев Рустама, она обрадовалась ему, как сто лет не виденному родному братцу:

— Ой, здравствуйте! А наши уже у вас?

— Здравствуйте. А ваши — это кто?

— Из министерства культуры, референт с переводчиками — не подходили?

— Да нет, сегодня никого не было. А что, должны были?

— Ой, ну я не знаю прямо! — в отчаянии всплеснула барышня хрупкими ручками, — Еще вчера должны были!..

— Подождите, пожалуйста, я сейчас доложу о вас начальнику музея, он решит вопрос. — Рустам принял единственное верное решение: спихнуть проблему на начальство.

— Добрый день, товарищи, слушаю вас, — возник за спиной Рустама сам Киваев.

Передав позицию подошедшему подкреплению, Рустам ретировался к пулемету — приводить экспозицию в порядок. Закончив, он вернулся в вестибюль, где стал невольным свидетелем зарождавшейся драмы.

— Ну, товарищи дорогие, нельзя же так! — разводил руками Киваев, похожий на Дон Кихота в штатском. К барышне он, как принято в подобных случаях, обращался во множественном числе. — Такие вещи ведь заранее согласовываются, как вы не понимаете?

— Ой, да я все понимаю! — канючила барышня, — Но этим вообще не я должна заниматься, понимаете? Я только группу сопровождаю…

— Так где ж эти ваши референты с переводчиками?

— Ой, ну не зна-а-ю я!! — глазки барышни за модной тонкой оправой очков набухли слезами, — Такое вот… Только-только начали связи культурные восстанавливать… Ну вы понимаете, в каком я положении оказалась?!

Ну что тут было делать? Вот не мог Рустам видеть, как девчонки ревут — не мог, и все. Это у него еще с детства в душе засело, после того, как обидел как-то младшую сестренку. Ну, вредничала она, капризничала — какие девчонки без этого? А он взял, да отвесил ей подзатыльник как-то в сердцах — за то, что залезла к нему на стол и тетрадь чернилами залила. И ведь главное, сама перепугалась того, что наделала — сидела и беспомощно глазами хлопала, глядя на черное дело своих ручонок шаловливых. Получив от психанувшего братца оплеуху, Раношка не разревелась так, как она умела и любила это делать — взахлеб, от души — а заплакала тихонько, как мышка. Но так горько! Так безутешно и обиженно, что Рустам аж замычал от стыда и резанувшей по сердцу жалости к этой крохе. Подхватив Раношку на руки, он долго таскал ее по комнате, прижимая к себе и шепча в ушко ласковые слова, пока, наконец, она не засопела сонно, обхватив его за шею и слюнявя брату плечо. И с того раза не то, что пальцем не тронул — даже и не ругал никогда сестренку (чем та, надо сказать, беззастенчиво пользовалась). Кого любишь, тому многое прощаешь, это давно известно.

— Товарищ полковник! — оттолкнулся он от стены, — А давайте, я их проведу!

— Да как ты их проведешь-то? — обернулся к нему Киваев, — Они ж по-русски не бум-бум…

— Ну. Попробую. Английский со школы еще не совсем забыл. С китайским — нет вопросов. Кто там у вас еще в группе, девушка?

— Турки еще…

— Ну и нормально — узбекский должны понять. Разрешите, товарищ полковник?

— Гм. Думаешь, справишься?

— Постараюсь, товарищ полковник. Не такие дела заваливали! — легко улыбнулся Рустам, доставая указку из «пирамиды», — Вы мне только фонограмму включите, ладно? А то некому…

Обычно фонограмму с записью боя включал свободный экскурсовод, когда очередная группа подходила к диораме. Но сейчас сделать это и в самом деле было некому.

— Добро, Садыков, — принял решение Киваев, — заводи группу.

Рустам энергично утер нос кулаком и решительно ухватил быка за рога.

— Заходите, пожалуйста, товарищи! — простер он руку в гостеприимном жесте, — Кам ин, комрадз, пли-из!

Гости с почтительным интересом оглядывали сводчатый зал, восторженно разинули рты при виде огромной модели транспортника Ли-2, висевшей под потолком.

— Так, товарищи! — с ходу взял их в оборот Рустам, — Кто понимает по-русски — поднимите руки, пожалуйста!

Тщедушные негры с готовностью вскинули розовые ладошки.

— Очень хорошо! — кивнул им Рустам и продолжил с веселым напором: — Ху из андестэнд инглиш — хэндз ап, пли-из!

Еще пять-семь ладоней воздвиглись над группой.

— Вэри вэлл! Шуэй хуй джунг вэн — цин, шоу шан! — и радостно обалдевшие китайцы по-школьному вскинули правые руки, подперев их горизонтально левыми.

— Хао дилэ! Орангизда узбек тилида гапирадиганлар мархамат булса, кулингизни кутаришингизни сурайман!

Гордо поглядывая по сторонам, затрясли поднятыми руками последние трое и — вся группа вдруг разразилась смехом и восторженными аплодисментами.

Ободренный такой поддержкой, Рустам продолжил, уже без предательской дрожи в коленях:

— Я — общественный экскурсовод музея истории воздушно-десантных войск, курсант Садыков. Наш музей — единственный музей ВДВ в мире… Ай эм из зе волантари гайд оф зе мьюзиам оф эабон труппс. Май нейм из Рустам Садыков. Во ши кундянбин лиши боугуаньдэ даою. Водэ минцзы дяо Рустам Садыков. Мен — хаво-десанти кушинлари тарихи музейнинг экскурсаводи, курсант Рустам Содиков буламан…

И дело пошло! Уже во втором зале Рустаму даже не требовалось дублировать все, сказанное по-русски, на трех языках: гости схватывали сказанное с полуслова, вполголоса обменивались пояснениями, поощрительно кивали.

— Цин, кань чжэгэ дигуаньцян. Зис из зэ ладж-калиба мэшинган Дэ-Шэ-Ка, констракшн оф Дегтярев энд Шпагин. В десантных войсках того времени этот пулемет применялся также как зенитное средство. Энти-эакрафт уэппон, андестэнд? Очень хорошо, джуда яхши, уртоклар!

— Ай-йя! — радостно воодушевился вдруг плотный пожилой китаец и, захлебываясь от восторга, что-то торопливо затарахтел.

— Дуйбуци…[7] — опешил от такого темпа Рустам. Он ровным счетом ничего не понял! И сразу вспомнил, как один предприимчивый владелец ресторана в Париже поместил над входом в свое заведение специальную табличку для туристов: «Здесь понимают тот французский, которому вас учили в школе!».

— Цин, тунджи, шо цзай ибень… Ман-манда шо…[8] — враз севшим голосом проговорил он.

Китаец с готовностью сбавил темп и Рустам с облегчением разобрал, что оказывается, этот дядька в молодости служил в армии и был командиром расчета этого пулемета.

— Во хэн хао хуй джэгэ цян![9] — с нескрываемой гордостью поведал китаец. Радостно обернувшись к группе, он принялся воодушевленно жестикулировать, тыча то в пулемет, то себя в грудь и изображая трясущимися кулаками пулеметную стрельбу. Затем, завидев патронную коробку, обрадованно ухватился за нее.

— Кэи?![10] — с энтузиазмом кивнув на пулемет, спросил он Рустама.

— Кэи, — кивнул Рустам, воровато оглянувшись в сторону коридора — не видит ли директор.

Китаец с явным наслаждением, подчеркнуто аккуратно подсоединил коробку к пулемету, продернул патронную ленту и, вцепившись в рукоятки, захлебнулся в счастливом татакании. Группа зааплодировала.