Крыша трехэтажного здания Кэйго Накамуры на Уази-стрит ничего особенного собой не представляла. Терраса и садик были огорожены чуть приподнятыми деревянными дорожками и оплетенными плющом решетками с двух сторон, чтобы создать в джакузи атмосферу интимности и уюта. Ник знал, что в ту октябрьскую ночь, шесть лет назад, вода в джакузи бурлила и уже была нагрета до нужной температуры — правда, по утверждению коронера, жертвы не успели этим воспользоваться. Но в это сентябрьское утро джакузи оставалось сухим и поверх него была наброшена заплесневелая желтая ткань. Сад состоял из нескольких длинных ящиков по краям патио — все из того же светлого дерева; вот только в последние годы за растениями никто не ухаживал. Из земли пробивались сорняки, рядом с засохшими остатками более благородных видов.

Сато крякнул, нагнувшись, чтобы завязать шнурок на блестящей туфле.

Ник пытался вспомнить, какие системы безопасности имеются на этой неказистой с виду крыше. Так… Крыша оборудована невидимыми многочастотными детекторами сигналов и волноводами высотой в десять футов, установленными по всему периметру… Да, по углам шесты, для монтажа проекторов и оборудования… датчики давления повсюду на рубероиде и гравийной отсыпке, кроме поднятых деревянных мостков.

— Кто-нибудь мог запрыгнуть сюда с соседней крыши, — пробормотал Ник. Сато не обратил внимания на его слова.

Да, кто-нибудь мог запрыгнуть сюда, взяв шест, но тогда сработали бы датчики (если только он не приземлился на деревянные мостки). А этого не случилось.

Но двери…

— Двери были открыты? — спросил Ник, на сей раз ожидая ответа. — Две с половиной минуты?

— Две минуты и двадцать одну секунду, — уточнил Сато.

Ник кивнул, вспомнив, как шутил со своей напарницей, тогда сержантом, а ныне лейтенантом полиции К. Т. Линкольн. Он утверждал, что за две минуты и двадцать одну секунду можно убить десяток Кэйго Накамур.

— Ты уж говори за себя, — возразила К. Т. — За две минуты и двадцать одну секунду я могла бы прикончить сотню долбаных Кэйго.

Ник вспомнил, что тогда он подумал: а ведь действительно, могла бы. К. Т. была наполовину черной, чуть более чем наполовину лесбиянкой, фанатичной новообращенной иудейкой, которая после гибели Израиля ходила исключительно в черном (не считая формы), красивой женщиной на свой, мрачный, манер и, вероятно, лучшим и честнейшим из всех полицейских, с которыми Нику пришлось работать. И по какой-то причине она ненавидела японцев.

Теперь, стоя под дождем и глядя на заброшенные патио и крышу, Ник сказал:

— Кажется, я разгадал это убийство.

Сато облокотился о край джакузи и наклонил голову, показывая тем самым, что он слушает.

— Все новостные блоги сообщали о тайне запертой комнаты, — продолжил Ник. — Но эта чертова комната даже не была заперта, когда совершались убийства. Кэйго отпер нижнюю дверь, поднялся по лестнице, отпер верхнюю дверь и вышел сюда. Где бы вы ни находились — в автофургоне, на командном посту, в чертовом аэростате, — дистанционная сигнализация сообщила вам, что он открыл эти двери. И вы, вероятно, позвонили Кэйго, проверяя, все ли в порядке.

Сато крякнул. Но Нику теперь нужно было нечто большее.

— Так вы ему позвонили? Или связались с ним другим способом? — спросил он.

— Как это называется, — проворчал Сато, — когда вы прерываете шумы в открытой радиолинии, но ничего не говорите?

— Затангентить, — сказал Ник.

По крайней мере, так говорили и он, и многие другие денверские полицейские из бывших военных. Затангентить — нажать на тангенту, чтобы прервать шум несущей частоты: способ такой же древний, как и само радио. Когда Ник работал патрульным, ребята в патрульных машинах разработали целый код, основанный на шумоподавлении. Так они сообщали друг другу то, что не следовало доводить до сведения диспетчера или регистрировать.

Сато снова крякнул.

— Значит, вы нажали на тангенту, и Кэйго в ответ тоже нажал на тангенту, и вы таким образом знали, что, хотя дверь и открылась, там все в порядке, — продолжил Ник. — Одно нажатие — вопрос. Два нажатия — ответ.

— Два нажатия — вопрос, три — ответ, Боттом-сан.

— Сколько раз вы это проделывали, пока он не перестал отвечать, потому что был убит?

— Два раза.

— Сколько времени прошло между вторым вопросом-ответом и потерей контакта с ним… сколько времени прошло, прежде чем вы приказали Сайто взломать дверь и проверить, что происходит?

— Одна минута двенадцать секунд.

Ник снова потер поросшую щетиной кожу, услышав при этом что-то похожее на скрежет напильника.

— Вы говорите, что разгадали это убийство, — напомнил Сато.

— О да. Кэйго не занимался сексом с девицей, потому что ждал кого-то. И этот кто-то должен был спуститься с крыши.

— Спуститься так, что не сработали датчики по периметру?

— Именно. Этот человек прилетел на вертолете и просто сошел на мостки. Там датчиков нет.

Сато ухмыльнулся.

— На Уази-стрит в ту ночь было многолюдно. Многие приходили на вечеринку и уходили в одиночестве. Вы думаете, они не заметили бы вертолета, зависшего над зданием?

Верторета.

— Вертолета-невидимки, типа той бесшумной стрекозы, которая забрала вас вчера? Не заметили бы. Как вы называете эти машины?

— Сасаяки-томбо, — ответил Сато.

— И что это значит?

— «Шепчущая стрекоза».

— Понятно, — сказал Ник. — Значит, вы держались в тени, на расстоянии координировали работу службы безопасности, делали вид, что тут всем заправляет ваш Сайто-сан с ловко подобранным именем, — вдруг дела пойдут наперекосяк и у полиции потом возникнут вопросы? Но тем вечером вы сказали Кэйго, что хотите встретиться с ним в час тридцать ночи…

— Встречу назначили на час двадцать пять, — вставил Сато.

Ник проигнорировал это замечание.

— Значит, Кэйго сперва убивает время с секс-игрушкой, которая даже не спешит раздеться для престолонаследника, потом выходит на крышу, чтобы встретить вас. Вы выходите из «шепчущей стрекозы», которая, возможно, зависает в воздухе и ждет, пока вы не закончите своего дела. Кэйго отпирает дверь и впускает вас в квартиру. Войдя в комнату, вы сразу же стреляете девушке в лоб, а потом с большим ножом набрасываетесь на донельзя удивленного Кэйго.

Сато, казалось, взвешивал услышанное.

— А как же я вышел на крышу, Боттом-сан? Открыть дверь мог только молодой мистер Накамура.

Ник на эти слова только рассмеялся.

— Уж не знаю как. Может, у вас был мастер-код, перекрывающий все остальные…

— Тогда зачем мне договариваться о встрече с молодым мистером Накамурой, чтобы он открыл для меня двери, Боттом-сан? Я мог бы неожиданно заявиться к нему в любой момент.

— Тут могло быть что угодно, — отрезал Ник. — Может, вы просто подперли дверь двумя камнями из ящика для растений. Но вам вполне хватало времени, чтобы убить их обоих, а потом снова перебраться в вертолет с крыши незаметно для датчиков.

Сато кивнул, словно его это убедило.

— И какие же у меня были мотивы?

— Откуда мне знать про ваши мотивы? — снова рассмеялся Ник. — Соперничество наследников. Что-то случилось в Японии, о чем мы никогда не узнаем. А может, вам нравилась малютка Кели Брак.

— Она мне нравилась, и потому я выстрелил ей в голову.

— Ну да. Именно.

— А потом из ревности убил молодого мистера Накамуру.

— Я же сказал, что не знаю ваших мотивов. Знаю только, что у вас были возможности, оружие и современная техника, чтобы войти в квартиру Кэйго и выйти из нее.

— Под «современной техникой» вы имеете в виду «сасаяки-томбо», — сказал Сато.

— Да.

— Вы должны выяснить, существовали ли в Америке шесть лет назад «сасаяки-томбо», — сказал шеф службы безопасности. — И даже в Японии, если уж на то пошло.

Ник ничего не ответил. Он еще минуту разглядывал унылую крышу и унылые низкие тучи.

— Пойдемте отсюда, достал уже этот долбаный дождь, — предложил он.

×
×