100 великих загадок XX века

Протокол допроса, который все эти годы хранился в личном архиве Сталина, настолько красноречив, что нельзя не привести хотя бы некоторые отрывки.

«— Разрешите узнать ваше имя?

— Яков.

— А фамилия?

— Джугашвили.

— Вы являетесь родственником Председателя Совета Народных Комиссаров?

— Я его старший сын.

— Как вы попали к нам?

— Я, то есть, собственно, не я, а остатки дивизии, мы были разбиты и окружены.

— Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

— Недобровольно. Я был вынужден.

— Как обращались с вами наши солдаты?

— Ну только сапоги с меня сняли. В общем, я бы сказал, неплохо».

Затем шел довольно длинный разговор об отношении к немецким парашютистам, попавшим в советский плен, о том, что красноармейцы так боятся плена, что зачастую стреляются, что он сам только потому переоделся в гражданскую одежду, что рассчитывал пробраться к своим. А потом у Якова спросили, в каком бою он впервые участвовал.

«…я забываю это место, у меня не было с собой карты. У нас вообще не было карт.

— У офицеров нет карт?!

— Все у нас делалось так безалаберно, так беспорядочно… И наши марши, и организация — все безалаберно.

— Как это следует понимать?

— Понимать это надо так: дивизия, в которую я был зачислен и которая считалась хорошей, в действительности оказалась совершенно неподготовленной к войне.

— А в чем причина плохой боеспособности армии?

— Благодаря немецким пикирующим бомбардировщикам, благодаря неумным действиям нашего командования, глупым действиям, можно сказать, идиотским, потому что части ставили под огонь, прямо под огонь.

— После того что вы теперь узнали о немецких солдатах, вы все еще думаете, что у вас имеются какие-либо шансы оказать силами Красной Армии такое сопротивление, которое изменило бы ход войны?

— Видите ли, у меня нет таких данных, так что я не могу сказать, имеются ли какие-либо предпосылки. И все же лично я думаю, что борьба еще будет.

— Известна ли вам позиция национал-социалистской Германии по отношению к еврейству? Знаете ли вы, что теперешнее красное правительство главным образом состоит из евреев? Выскажется ли когда-нибудь русский народ против евреев?

— Все это ерунда. Болтовня. Они не имеют никакого влияния. Напротив, я лично, если хотите, я сам смогу вам, сказать, что русский народ всегда питал ненависть к евреям.

— А почему ненавидят комиссаров и евреев в тех городах и селах, через которые мы прошли? Люди постоянно говорят: евреи — наше несчастье в красной России.

— Что я должен вам ответить? О комиссарах скажу позднее. О евреях же могу только сказать, что они не умеют работать, что евреи и цыгане одинаковы — они не хотят работать. Главное, с их точки зрения, это торговля. Некоторые евреи, живущие у нас, говорят, что в Германии им было бы лучше, потому что там разрешают торговать. Пусть и бьют, но зато разрешают торговать. Быть рабочим или крестьянином еврей у нас не хочет, поэтому их и не уважают… Слышали ли вы, что в Советском Союзе имеется Еврейская автономная область со столицей в Биробиджане? Так вот, там не осталось ни одного еврея, и живут в Еврейской автономной области одни русские.

— Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка?

— Нет, нет! Все это слухи. Чепуха.

— Что сказал отец напоследок, прощаясь с вами 22 июня?

— Иди, воюй!

— Женаты вы или еще холостяк?

— Да. Я женат.

— Есть ли у вас дети?

— Одна дочь. Ей три года. (На самом деле у него был и 5-летний сын Евгений, родившийся, правда, в так называемом гражданском браке. — Авт.)

— Не хотите ли вы, чтобы мы известили жену, что вы попали в плен?

— Не нужно… А впрочем, если хотите, то сообщайте. Мне все равно.

— Не думаете ли вы, что семья из-за этого пострадает? Разве это позор для солдата — попасть в плен?

— Мне стыдно! Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.

— Но ведь не только перед отцом, но и перед женой!

— Жена — это безразлично.

— Убежит ли ваша жена из Москвы вместе с красным правительством? Возьмет ли ее ваш отец вместе с собой?

— Может быть, да. А может быть, нет».

Жуткий ответ… И, что самое главное, абсолютно правдивый. Чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к хорошо известным воспоминаниям Светланы Аллилуевой. Вот что она, в частности, пишет: