Области тьмы

Ван Лун зашёл в «Комнату Орфея» так, будто снимается в тщательно проработанной панораме и это последняя сцена из серии, занимающая всю дорогу от лимузина на улице. Высокий, тощий и Чуток сутулый, Ван Лун до сих пор являл собой впечатляющую фигуру. Это был загорелый шестидесятилетний дядька, и оставшиеся прядки волос на его голове давно стали серебристо-белыми. Он энергично пожал мне руку, а потом пригласил нас за свой постоянный столик в углу.

Я не заметил, чтобы он что-нибудь заказывал или смотрел на бармена, но стоило нам расположиться — я с газировкой в руках, а Кевин с «Абсолютом» — как Ван Луну принесли мартини. Официант подошёл, поставил стакан на стол и исчез, всё это с таким изяществом — тихо и почти незаметно — какое приберегается для определённого… класса клиентов.

— Ну что, Эдди Спинола, — сказал Ван Лун, глядя мне прямо в глаза, — в чём твой секрет?

Я почувствовал, как рядом напрягся Кевин.

— Лекарства, — сказал я тут же, — я принимаю специальные лекарства.

Ван Лун на это засмеялся. Потом взял свой мартини, поднял его в мою честь и сказал:

— Ну что ж, надеюсь, курс лечения рассчитан надолго. На этот раз уже я смеялся, поднимая свой стакан в ответ.

Но этого хватило. Он больше не поднимал этот вопрос. К явной досаде Кевина Ван Лун начал рассказывать о «Гольфстриме 5» и о проблемах с ним, как он шестнадцать месяцев только ждал его. Он обращался исключительно ко мне, и у меня сложилось ощущение — слишком явно у него получалось, чтобы это было случайностью — что он намеренно исключает Кевина из разговора. Поэтому я решил, что к разговору о моём «секрете» мы — точнее, Ван Лун — уже не вернёмся, и он будет просто болтать о чём попало… например, о сигарах, и как он недавно пытался купить коробку для сигар Кеннеди, к сожалению, безуспешно. Или о машинах — его последней покупкой была «Мазерати», которая обошлась в «двести штук».

Ван Лун был нахален и вульгарен, он почти точно походил на то, что я представил по его публичному образу прежнего десятилетия, но как это ни парадоксально звучит, мне он понравился. Было что-то привлекательное в том, как он сосредоточился на деньгах и разнообразных вычурных способах их потратить. Кевин, с другой стороны, акцентировался исключительно на заработке, а когда из-за другого стола к нам подошёл друг Ван Луна, Кевин — сообразно своей природе — сумел перевести разговор в плоскость рынков. Друг Ван Луна, Фрэнк Пирс, такой же ветеран восьмидесятых, работал прежде на Голдмена Сакса, а теперь держал частный инвестиционный фонд. Не слишком осторожно Кевин упомянул математику и продвинутое программное обеспечение для обгона рынка.

Я промолчал.

Фрэнк Пирс, круглолицый и с глазами, как бусинки, сказал:

— Херня всё это. Если бы математика работала, ей бы вовсю пользовались. — Он огляделся, а потом добавил: — Нет, конечно, мы все пользуемся количественным анализом, мы все знаем математику, но они годами работают над этой темой, пытаются изучать чёрный ящик, и это всё херня. Это как превращать обычные металлы в золото, это не работает, нельзя обогнать рынок — но всегда находится сопляк с кучей дипломов и длинными волосами, который думает, что он — сможет.

— Со всем уважением, — сказал Кевин, обращаясь к Фрэнку Пирсу, но при том явно пытаясь втянуть в разговор меня, — есть примеры людей, обгоняющих рынки.

— Обгоняющих рынки как?

Кевин посмотрел на меня, но я не собирался заглатывать наживку. Он остался один.

— Ну, — сказал он, — прежде у нас не было сегодняшних технологий, и не было возможностей обрабатывать такие объёмы информации. Если проанализировать достаточно данных, в них появится структура, и некоторые её элементы будут иметь прогностическую ценность.

— Херня, — снова бухнул Фрэнк Пирс.

Кевина это даже ошеломило, но он продолжал наступление.

— Используя комплексные системы и анализ временных рядов, можно… можно обнаружить зоны вероятностей. Если совместить их с механизмом определения структуры… — тут он остановился, уже не столь уверенный в себе, но и сказав слишком много, чтобы замолчать — …а на её основе можно построить модель для предсказания рыночных трендов.

Он умоляюще посмотрел на меня, словно взывая, мол, Эдди, скажи, я правильно говорю? Так ты это делаешь?

— В задницу структуру, — сказал Пирс. — Как, по-твоему, мы делали свои деньги? — Он наклонился вперёд всей тушей и пухлым указательным пальцем потыкал в себя и Ван Луна. — А? — Потом он указал на правый висок, неторопливо постучал по нему, и сказал: — По-ни-ма-ни-е. Вот так. Понимание законов, по которым живёт бизнес. Понимание, когда компания переоценена, или недооценена. Понимание, что нельзя делать ставку, которую ты не можешь позволить себе проиграть.

Ван Лун повернулся ко мне, как ведущий ток-шоу, и сказал:

— Эдди?

— Конечно, — сказал я негромко, — с этим никто не станет спорить…

— Но? — саркастично хрюкнул Пирс. — У этих ребят всегда найдётся но.

— Да, — продолжил я, явственно чувствуя облегчение Кевина от того, что я соблаговолил открыть рот, — есть и «но». Вопрос скорости, — я сам понятия не имел, что говорить дальше — потому что… больше нет времени для раздумий человека. Ты видишь возможность, ты моргаешь, и её уже нет. Мы входим в эпоху децентрализованного, онлайнового принятия решений, и решения эти принимаются миллионами — а в потенциале и сотнями миллионов — мелких инвесторов по всему миру, людей, у которых есть возможность перемещать громадные количества денег быстрее скорости света, но при этом не консультируясь друг с другом. Так что понимание тут не очень работает — а если и работает, то это понимание не компаний, а психологии толпы.

Пирс помахал рукой в воздухе.

— Что — думаешь, ты можешь объяснить мне, почему рынки растут или падают? Скажем, почему сейчас? А не завтра, не вчера?

— Нет, не могу. Но это разумные вопросы. Почему данные образуют предсказуемую структуру? Почему в финансовых рынках должна быть структура? — Я замолчал, ожидая, что кто-нибудь прокомментирует, но никто не сказал ни слова, и я продолжил. — Потому что рынки — это продукт человеческой деятельности, а люди следуют за трендами — вот и вся наука.

Кевин побледнел, словно испытал адскую муку.

— А тренды вечно одни и те же… первый — бойся рисковать, второй — двигайся со стадом.

— Тьфу, — сказал Пирс.

Но спорить не стал. Он пробормотал что-то Ван Луну, чего я не расслышал, а потом посмотрел на часы. Кевин не шевелился, уставившись на ковёр, уже почти в отчаянии.

Значит, такова, казалось, думал он, человеческая природа? И как я должен обернуть это к своей выгоде?

Я же, с другой стороны, испытывал острое смущение. Поначалу я ничего не хотел говорить, но и не обратить внимания на приглашение Ван Луна к разговору тоже не мог. И что вышло? Я выставил себя снисходительным говнюком. Понимание тут не очень работает. С какой радости я полез читать лекции двум миллиардерам о том, как делать деньги?

Через пару минут Фрэнк Пирс извинился и ушёл, не попрощавшись ни со мной, ни с Кевином.

Ван Лун же выглядел достаточно довольным, чтобы разговор продолжался. Мы обсудили Мексику и возможный эффект, который окажет на рынки явно иррациональная позиция правительства. Я, ещё возбуждённый, даже поймал себя на том, что выдаю сравнительные цифры ВВП на душу населения 1960 и 1995 годов, наверно, я где-то их вычитал, но Ван Лун меня оборвал, в той или иной степени подразумевая, это уже слишком. Ещё он оспорил пару моих замечаний, и каждый раз оказывался прав. Я видел, как он пару раз посмотрел на меня — со странным выражением — как будто он готов позвать охрану, чтобы меня выкинули из здания.

Но позже, когда Кевин ушёл в туалет, Ван Лун повернулся ко мне и объявил:

— Думаю, пора уже избавиться от этого клоуна. — Он ткнул в сторону туалетов и пожал плечами. — Не пойми меня превратно, Кевин — отличный парень. Он прекрасно ведёт переговоры. Но иногда, Господи.

Ван Лун посмотрел на меня, ища согласия.