Битва аферистов

– Ваше Шахское, или как вас там…– Алексей решительно двинулся к возвышению, на котором восседал Горбас аль-Баиндур.

– Его надо называть повелитель! – Восстановленный в должности великий визирь грозно выпятил грудь.

– Завянь, пока опять не уволили,– осадил его авантюрист.

Гасан испуганно сжался в комочек.

– Мы с побратимом не только царевичи – у меня, чай, тоже замок есть, так что за царевича, а то и королевича вполне сойду,– но и главные птицеводы, зоологи, животноводы и ориенто… тьфу! орнитологи стран северного сияния, тундры и лесотундры. Редкие породы разводим. Вот перед вами ценнейший экземпляр, выведенный в заповеднике Магриба – говорящий всякие пакости попугай Ара! Слушай, Вано,– пришла вдруг в голову авантюристу мысль,– а почему ты назвал его Ара? Эта порода вроде только в джунглях Амазонки водится. В Америке.

– Друг у мэня был. Армянин. Очэнь похожи. Клюв одынаковый,– пояснил Вано.

– Ага,– сообразил юноша и продолжил ездить по ушам шаху: – Наш главный селекционер,– он простер в сторону джигита руку,– в целях научного эксперимента решил скрестить его с огненной птицей, по слухам обитающей в твоем дворце.

– Интересно, интересно,– шах заерзал на подушках,– у него есть какой-нибудь план? Моя птичка горячая. Сколько павлинов к ней не подсовывал – все без толку. В последнее время я их солью посыпаю и специями. Они после ночи любви такие вкусные получаются, поджаристые!

– Наша птычка,– внушительно сказал Вано,– с вашэй рядом нэ стояла! Этот горный горячый орол…

Все посмотрели на «горного горячего орла», покачивающегося на нетвердых лапках. Из-под лихо заломленной на хохолке папахи гордо сверкали мутные косые глаза. Именно так: мутные, косые – и все-таки сверкали! Чалма валялась рядом.

– Слюшай, Вано, дай мэшок,– Ара выплюнул мундштук кальяна и начал отнимать у друга бурдюк, из которого ученик магрибского колдуна еще не все успел выхлебать,– атдай, гаварю!

– Ара, нэхарашо!

– Харашо! Ты мой кунак?

– Кунак,– тряхнул головой Вано. С этим спорить было трудно.

– У нас в горах,– перед мысленным взором абсолютно никакого жениха возникли лианы, по которым он когда-то, наклевавшись перезрелых, забродивших плодов, карабкался, как альпинист, вверх,– нэвэст для жэнихов кунаки воруют. Дэсять минут тэбэ даю!

Ара шлепнулся на хвостик, вытянув лапки вперед, для устойчивости оперся крылышками о мраморный пол и застыл в ожидании мешка с невестой.

– Нда-с, вот такое у нас трудное было детство,– ни к селу ни к городу ляпнул Алеша.

К выходкам Ары он уже давно привык, но как объяснить шаху, что наглое требование жениха украсть его личную собственность, да еще в присутствии хозяина, есть милый грузинский обычай? Алексей исподлобья посмотрел на Горбаса аль-Баиндура и поразился произошедшей в нем перемене.

– Картли? – едва слышно прошептал шах. Глаза владыки Ирана подернулись томной поволокой.

– Картли,– согласно тряхнул головой Вано.

– Гиви? Эристави?

– Вано…– джигит захлопал глазами,– Эристави. Гиви мой отэц.

– Сыно-о-ок!!! – Из глаз шах-ин-шаха Ирана брызнули слезы. Он поднялся с подушек, просеменил к джигиту и зарыдал на его груди.– Картли… царица Тамар… ты ее давно видел?

– Савсэм нэ видэл,– честно признался оторопевший колдун,– мой отэц видэл. Каждый ночь. Пастэлничай был… да…

– Как он меня гоня-а-ал!!! – восторженно заорал Горбас аль-Баиндур.– Представляешь, и под тахтой прятался, и в окошко прыгал! Сынок!!!

Вано неловко погладил шаха по спине.

– Слюшай, отэц, ты нэ прав. Грузинский жэнщин – вэрный жэнщин! Гиви мой отэц, да?

– Твой, твой…– успокаивающе замахал руками шах и внезапно рявкнул: – Вина!!! Всего самого лучшего для моих дорогих гостей!

В покои шаха немедленно ввалилась толпа слуг. Они оперативно раскатали перед гостями пестрый пушистый ковер, заставили его яствами, навалили вокруг кучу шелковых подушек и испарились.

– Садись, дорогой… ну и вы тоже.– Шах небрежно махнул рукой сватам.– Сейчас мы с тобой «Сулико» споем, молодость вспомним. Вах, какой у тебя горячий отец! Как его драгоценное здоровье?

Слегка обалдевшие сваты послушно плюхнулись на шелковые подушки. Только Ара упорно продолжал сидеть на голом полу, отсчитывая отведенные кунаку минуты.

– Ра-а-аз… Дыва… Тыры…

– Не части,– попросил его Алеша.

– Тыры с чэтвэртью…

– А ты знаешь, что, если б не твой отец, вся Грузия сейчас прославляла бы пророка Магомеда? – жадно спросил Горбас аль-Баиндур.

– Нэт,– честно признался Вано.

– Так знай: твой отец – великий человек! Пока с кинжалом за мной бегал, я еще как-то уворачивался, а вот как моя несравненная царица Тамар ему шашку подарила, я понял: пора домой.

– Вах! Ты вэлыкий воин. От мой отэц трудно убэжать.

– Да-а-а…– ностальгически вздохнул шах,– я и не убежал. Он меня через девять месяцев догнал.

– Ай маладэц! – обрадовался Вано.– Вэсь в мэня!

– Что б я без него делал! – Шах схватился за голову.– Дочку мне принес. Ну такая красавица! Писаная! Вот метрика. Хочешь посмотреть?

Не дожидаясь согласия джигита, шах вынул из складок халата потрепанный пергамент и продемонстрировал его Вано. Судя по состоянию документа, владыка любовался на него не раз.

– Я так полагаю,– шепнул Алеша брату,– папаша нашего джигита в дороге пеленки не менял.

– Тсс…– прошипел Елисей,– на ус мотай, вдруг среди соплей что дельное скажут.

– Тыры с палавыной,– грозно напомнил Ара.

– Замотайте ему клюв,– попросил Алеша свою свиту.

Демьян, Косьян, Дема и Сема потянулись к попугаю.

– Почты с палавыной,– уточнил пернатый джигит.

– Хочешь на нее посмотреть? – трепетно спросил шах, с надеждой глядя на Вано.

– Очень,– проникновенно пропел за джигита Алеша, ласково поглаживая через бурку плечо друга.

Алеша в принципе был не против сентиментальных соплей. Как-то в детстве даже хихикнул вместе с всхлипнувшей Ягой над страданиями бедной рабыни Изауры, рыдающей на клавишах рояля (этот противный Леонсио опять не понял ее мощное аллегро, ясно дающее противному понять: Я НЕ ТВОЯ!!!).

– Горим от нетерпения! – с самым серьезным видом заявил юный аферист.– А если она выйдет к нам еще и с невестой, наш жених…– Алеша посмотрел на попугая.

– Чэты-ы-ырэ…

– Слава Аллаху! На восемь частей делить не будет. Не заставляйте его учить дроби,– посоветовал Алеша,– у него кинжал, а это очень опасно. Ждем не дождемся вашей прекрасной дочки вместе с ее любимой птичкой, пока жених окончательно не дозрел.

Из глаз шах-ин-шаха Ирана опять закапали слезы.

– Портреты моей любимой дочки! – Он хлопнул в ладоши.

Вновь распахнулись двери, и в покои шаха начали вкатывать полотна, заправленные в массивные позолоченные рамы. Снизу к рамам были приделаны на манер роликов колесики, которые яростно громыхали по мраморным плитам.

– Она всегда со мной,– шах вновь всхлипнул,– стоит мне щелкнуть пальцами – и лик ее передо мной!

Шах всхлипнул так громко, что это восприняли как щелчок. С первой картины слетела ширма.

– Здесь она совсем маленькая,– шах шмыгнул носом,– ну такая лапочка, я ей, помнится: «У-гу-гу!!!»,– Горбас аль-Баиндур изобразил козу,– а она ручками-ножками чалму с меня хвать! И давай забавляться!

Первое полотно, изображавшее младенца, раздирающего папашину чалму, отъехало в сторону.

– Тут ей уже семь,– продолжил рассказ шах, демонстрируя следующее полотно.

Елисей при виде него начал ерзать на подушках. Алеша толкнул его в бок.

– Ты чего?

– Не знаю,– отмахнулся царевич,– кольнуло что-то.

Алексей посмотрел на подушки под седалищем брата.

– От жлобы! На пух разориться не могли. Перьевые подсунули.

Он смотрел не туда, ибо кольнуло его побратима не там. Сердце наследника престола государства Московского бешено колотилось в груди.

– Изгнание колдуна, не угодившего моей доченьке подарком на день рождения. Он даже заклинание произнести не успел,– пояснял тем временем шах происходящее на полотне.