Мертвое озеро

Настя прочла письмо и, закрывая окно, сказала одно слово, которое поразило бедного Гришу в самое сердце:

– - Невозможно!

Прошло несколько дней. Гриша уже терял всякую надежду говорить с Настей; каждый день решался он прекратить свои прогулки и каждый день в последний раз приходил к знакомому дому. Однажды вечером, продежурив около него несколько часов, он уже хотел идти домой, как вдруг Настя, в своем черном бурнусе и соломенной шляпке, показалась в воротах.

Сильно забилось сердце Гриши, когда он уверился, что Настя одна. Не заметив его, девушка быстро пошла по тротуару. Она была видимо озабочена.

– - Настя! -- тихо сказал Гриша, следуя за ней. Настя не оглянулась, но сделала такое движение, что Гриша убедился, что она узнала его голос.

Через минуту Гриша повторил свое восклицание. Настя опять не оглянулась и не отвечала.

– - Вы узнали меня? Вы сердитесь? Скажите одно слово! Вы прикажете мне уйти? -- такими вопросами осыпал Гриша Настю.

Она молчала.

– - Скажите мне ответ. Я вам писал…

– - Скажу,-- произнесла Настя, не останавливаясь,-- если вы обещаете тотчас уйти, ничего не говорить и больше не приходить к нашим окнам.

– - Обещаю, всё обещаю! -- воскликнул Гриша.

– - Тише!

Настя переждала нескольких пешеходов, шедших им навстречу, и потом с большими паузами сказала, не оборачиваясь и продолжая быстро идти:

– - Я вас люблю -- я никого больше не буду любить -- буду всегда вас любить -- вы хорошо придумали обойтись без тетушки -- не пишите больше. Идите!

Едва Настя произнесла последнее слово, как Гриша уже бежал в противную сторону с такою быстротою, как будто услышал смертный свой приговор, которого мог избегнуть только с помощью быстроты своих ног. И только прибежав домой, он пожалел, что так строго послушался приказания девушки. "Если она меня любит, она, верно, не рассердилась бы",-- думал он. Ничего не может быть послушнее человека влюбленного, если он молод, любит в первый раз и любовь его искренна…

Глава LVIII

Коломенский крез

Может быть, в другое время Настя не так была бы довольна покорностию своего любезного; но в тот вечер Ивана Софроныча колотил озноб; Настя торопилась в аптеку купить малины, чтоб поскорей напоить старика и уложить. Она боялась, чтоб он не расхворался. К счастию, меры, принятые ею, удались: старик спал хорошо и проснулся здоровехонек,-- так по крайней мере он уверял свою дочь.

В последнее время -- именно со дня известной катастрофы -- Иван Софроныч много изменился: тайная и тягостная забота видимо подавляла его ум и отражалась в его лице, постоянно грустном и болезненном. Остатки волос его, казалось, еще более поседели; глаза ввалились; голос лишился прежней силы и уверенности, в которой так много было достоинства. Казалось, в несколько дней он постарел десятью годами. Он сделался молчалив, редко шутил с Настей и еще реже говорил с ней о своих планах спокойной жизни, которые они прежде вместе строили. Настя заметила также, что старик сделался необыкновенно скуп, чего прежде за ним вовсе не замечала; он считал каждую копейку и поговаривал о перемене квартиры: теперешняя казалась ему дорога.

Часу в двенадцатом утра, когда Иван Софроныч читал, а Настя работала, у двери их вдруг раздался звонок. Вошел молодой человек и робким голосом попросил у Ивана Софроныча позволения поговорить с ним полчаса. Настя вышла в другую комнату.

Молодой человек имел довольно приятную наружность и находился очевидно в сильном волнении. Когда они остались одни и Иван Софроныч спросил его, что ему угодно, молодой человек сильно смутился и несколько минут молчал.

– - Мой поступок безрассуден,-- наконец сказал он нетвердым голосом.-- Но я слышал, что вы добры. Вы сами были молоды; может быть, с вами тоже случались несчастия, и вы по крайней мере не перетолкуете моей просьбы в дурную сторону.

– - Просьбы? -- спросил Иван Софроныч.-- Но чем же я могу вам услужить?

– - О, можете! -- перебил с уверенностию молодой человек.-- Можете, но только захотите ли?

– - Если будет возможно,-- сказал старик, которому понравилось лицо молодого человека.-- Но потрудитесь сесть; вы, кажется, очень встревожены.

– - Да, я не спал с неделю, и если б вы знали, как я провел ее! Не дай бог никому испытать такого несчастья!

В глазах молодого человека показались слезы.

– - Но что же такое случилось с вами? -- спросил старик.

– - Я вам расскажу всё,-- отвечал молодой человек,-- потому что на вас моя единственная надежда. Если вы не войдете в мое положение, если мне не помогут, не дадут средства спасти мое честное имя, мою будущность и будущность существа, которое мне дороже жизни… о, я не знаю, что с собой сделаю!

И он в отчаянии обхватил свою голову руками и несколько минут молчал.

– - Вам странно,-- наконец сказал он, собираясь с силами,-- вам смешно, может быть, что к вам, человеку совершенно незнакомому, пришел я изливать свое горе, просить помощи. Но я сирота; я никогда не знал отца, я лишился матери, когда еще едва начинал ходить… о, я самое несчастное существо в свете!

Понизовкин почувствовал глубокое сожаление к бедному молодому человеку. В то же время любопытство его было сильно возбуждено, и он спросил:

– - Но какое же несчастие случилось с вами? кто вы? чем занимаетесь?

– - Меня призрел из сострадания человек посторонний, который заменил мне отца. Трудом, бережливостию, покорностью старался я отплатить ему за его благодеяние; наконец я приобрел его доверенность; он вверился мне, как родному сыну… И я обманул его ожидания! Видит бог, я ни в чем не виноват,-- продолжал молодой человек после минутного молчания.-- Но поверит ли он? И не всё ли равно? Он сам обременен семейством; всё, что имеет он, нажито неусыпным трудом, бережливостью, многими пожертвованиями… И вдруг такая потеря! Нет, нет! я не могу отплатить ему такою черною неблагодарностию!

– - Но кто же был причиною вашего несчастия?

– - Кто? -- сказал молодой человек.-- Кто? я сам не знаю!

– - Странно! -- заметил Понизовкин, которого недоумение возрастало с каждым словом молодого человека.-- Но в чем же состоит ваше несчастие?

– - После многих лет труда, лишений, терпения и совершенной безнадежности в будущем мне вдруг улыбнулось счастье,-- отвечал молодой человек.-- Благодетель мой дал мне важное поручение: оно должно было быть пробой моего усердия, моей преданности к нему, моих способностей. Исполнив его хорошо, я мог надеяться получить у него хорошее место, хорошее жалованье, упрочить свое положение и улучшить судьбу бедной девушки, которая еще несчастнее меня и которую я люблю!

– - Но что же помешало вам?

– - Деньги, которые я должен был передать одному купцу, по поручению моего благодетеля,-- с отчаяньем отвечал молодой человек,-- эти деньги…

– - Вы проиграли их?

– - Нет, их у меня украли!

Он замолчал и закрыл руками свое лицо. Несколько минут продолжалось молчание.

– - Очень, очень жалею вас,-- сказал наконец Иван Софроныч,-- но кроме дружеского участия и сожаления… что же еще могу я сделать для вас?

– - О, можете! -- воскликнул молодой человек.-- Но захотите ли?

Иван Софроныч был так тронут его горестию, что обещал сделать всё, что будет в состоянии. И обещание его было искренно.

– - И вы не шутите?

– - Я никогда не шучу такими вещами, молодой человек,-- строго отвечал старик.

Лицо молодого человека просияло.

– - Но ведь сумма довольно большая,-- сказал он.-- Сорок тысяч!

– - У вас украли сорок тысяч? Очень, очень жаль,-- сказал старик, качая головой.

– - О, если вы дадите мне средство возвратить их моему благодетелю, моя карьера, моя честь будут спасены!

В лице Ивана Софроныча выразилось величайшее удивление.

– - Так вы их просите у меня? -- спросил он.

– - Да, и клянусь вам, возвращу в несколько лет! -- с жаром отвечал молодой человек.-- А благодарность моя…