Мой разум заметался, пытаясь найти тактичный способ выпутаться.

— Вы предполагаете, что мы хотим видеть его здесь, — резюмировал Вилем с непроницаемым лицом. — Однако вы сделаете нам одолжение, если заберете его отсюда.

Денна наклонилась вперед, улыбка коснулась уголков ее губ.

— Правда?

Вилем сурово кивнул:

— Он пьет еще больше, чем говорит.

Она стрельнула в меня лукавым взглядом:

— Так много?

— Кроме того, — невинно поддакнул Сим, — он будет дуться целый оборот, если упустит шанс побыть с вами. Так что если вы оставите его здесь, он будет нам совершенно бесполезен.

Мое лицо налилось жаром, меня охватило внезапное желание придушить Сима. Денна сладкозвучно рассмеялась.

— Тогда лучше его забрать. — Гибким движением — как ивовая ветвь, клонящаяся под ветром, — она встала и подала мне руку. Я ее принял. — Надеюсь еще вас увидеть, Вилем и Симмон.

Они помахали в ответ, и мы пошли к двери.

— Они мне нравятся, — сказала Денна. — Вилем — как камень в глубокой воде. А Симмон — мальчишка, что плещется в ручье.

От ее описания я хихикнул.

— Лучше и я бы не сказал. Ты говорила об ужине?

— Я соврала, — радостно созналась она. — Но я буду рада выпить то, что ты предложишь.

— Как насчет «Пробок»?

Она наморщила нос.

— Слишком много старичья и мало деревьев. Хороший вечерок, чтобы прогуляться.

— Тогда веди, — сказал я, указав на дверь.

Она повела. Я купался в ее свете и завистливых взглядах мужчин. Когда мы уходили из «Эолиана», даже Деоч, кажется, взревновал. Но, проходя мимо него, я заметил, что в его глазах блеснуло что-то другое. Печаль? Жалость?

Я не раздумывал об этом ни секунды — я был с Денной.

Мы купили буханку темного хлеба и бутылку авеннийского земляничного вина. Потом нашли уединенное место в одном из общественных садов, разбросанных по всему Имре. Первые осенние листья кружили по улицам. Денна сбросила туфли и протанцевала среди теней несколько па, радуясь шуршанию травы под ногами.

Мы расположились под большой раскидистой ивой, на скамейке, потом сменили ее, найдя более удобное место на земле у подножия дерева. Хлеб оказался пышным и темным, а отрывание кусков от него — прекрасным занятием для рук. Вино было сладким и легким, и после того, как Денна пригубила из бутылки, ее уста еще долго оставались влажными.

Во всем этом было отчаянное ощущение последней теплой ночи лета. Мы говорили обо всем и ни о чем, и я едва мог дышать от близости Денны, от ее движений, от звука ее голоса в осеннем воздухе.

— Твой взгляд был сейчас где-то далеко, — сказала Денна. — О чем ты думал?

Я пожал плечами, выигрывая секунду на раздумье. Сказать ей правду я не мог, зная, что всякий мужчина делал бы ей комплименты, осыпал бы ее лестью, удушливее, чем пахнут розы. Я же выбрал более скользкую тропу.

— Один из магистров в Университете как-то сказал мне, что существует семь слов, которые заставят любую женщину полюбить тебя. — Я подчеркнуто небрежно пожал плечами. — Я как раз думал, какие это слова.

— Ты поэтому столько говоришь? Надеешься случайно наткнуться?

Я открыл рот, чтобы парировать. Потом, увидев искорки в ее глазах, сжал губы, пытаясь побороть прилив краски к щекам. Денна положила ладонь на мою руку.

— Не молчи со мной, Квоут, — сказала она мягко. — А то я соскучусь по звуку твоего голоса.

Она отхлебнула вина.

— Кроме того, тебе не надо их искать. Ты уже произнес их, когда мы впервые встретились. Ты сказал: «Я все думаю, что ты здесь делаешь». — Она беспечно махнула рукой. — С того самого мгновения я стала твоей.

Мой разум метнулся назад, к нашей первой встрече в караване Роунта. Я был поражен.

— Я и не думал, что ты запомнила.

Денна выдержала паузу, отрывая кусок от буханки, и вопросительно посмотрела на меня.

— Запомнила что?

— Меня. Нашу встречу в караване Роунта.

— Да ладно, — поддразнила она. — Как я могла забыть рыжего мальчишку, бросившего меня ради Университета?

Я был слишком ошеломлен, чтобы объяснять, что не бросал ее. На самом деле нет.

— Ты не говорила об этом.

— Как и ты, — парировала она. — Может, это я думала, что ты меня забыл.

— Забыл тебя? Как я мог?

Она улыбнулась, потом посмотрела себе на руки.

— Ты удивишься, сколько всего мужчины могут позабыть, — сказала она, потом чуть повеселела. — А может, и нет. Не сомневаюсь, что ты тоже забывал всякое.

— Я помню твое имя, Денна. — Было приятно говорить ей это. — Зачем ты взяла новое? Или Денна — это было имя, которое ты носила только по дороге в Анилен?

— Денна, — мягко произнесла она. — Я уже почти забыла ее. Глупенькая была девочка.

— Она была как раскрывающийся цветок.

— Кажется, я перестала быть Денной давным-давно.

Она потерла обнаженные руки и оглянулась, словно внезапно испугавшись, что кто-то может нас здесь найти.

— Тогда мне называть тебя Дианне? Тебе так больше нравится?

Ветер заколыхал свисающие ветки ивы, когда Денна наклонила голову, чтобы взглянуть на меня. Ее волосы повторили движение ветвей.

— Ты очень любезен. Кажется, «Денна» мне от тебя нравится слышать больше. Когда ты его произносишь, оно звучит по-другому. Нежно.

— Тогда пусть будет Денна, — решительно сказал я. — А кстати, что произошло в Анилене?

Лист ивы слетел вниз и запутался у нее в волосах. Она рассеянно отбросила его.

— Ничего приятного, — сказала она, избегая моего взгляда. — Но и ничего неожиданного.

Я протянул руку, и она отдала мне хлеб.

— Что ж, я рад, что ты вернулась, — сказал я. — Моя Алойна.

Денна нарочито громко откашлялась.

— Ну уж если кто-то из нас Савиен, то это я. Ведь я искала тебя, — сказала она. — Дважды.

— Я тоже ищу, — запротестовал я. — Кажется, у меня просто нет таланта тебя находить. — (Она театрально закатила глаза.) — Если ты сможешь указать время и место, где тебя лучше искать, это весь мир перевернет… — Я мягко умолк, превращая свои слова в вопрос. — Может быть, завтра?

Денна искоса посмотрела на меня и улыбнулась.

— Ты всегда так осторожен, — сказала она. — Я никогда не видела, чтобы мужчина подходил так осторожно. — Она вгляделась в мое лицо, словно в головоломку, которую можно разгадать. — Пожалуй, завтра благоприятным временем будет полдень. В «Эолиане».

Меня окатила волна тепла от мысли, что я увижу ее снова.

— Я все думаю, что ты здесь делаешь, — подумал я вслух, вспоминая разговор, произошедший, кажется, так давно. — А ты еще тогда обозвала меня лжецом.

Денна наклонилась вперед, утешительно коснувшись моей руки. От нее пахло земляникой, а ее губы опасно краснели даже в лунном свете.

— Как хорошо я тебя знала, даже тогда.

Мы проговорили много ночных часов. Я осторожными кругами подходил к рассказу о своих чувствах, не желая быть слишком смелым. И думал, что Денна, наверное, делает то же самое, но не был уверен. Мы как будто исполняли какой-то сложный модеганский придворный танец, где всего несколько сантиметров разделяют партнеров, но они — если достаточно искусны — никогда не касаются друг друга.

Такой была и наша беседа, но не потому, что нам не хватало прикосновений, ведущих дальше, — мы как будто еще и странно оглохли. И танцевали очень старательно, не очень представляя, какую музыку слышит партнер, а может, и не уверенные, танцует ли он вообще.

Деоч, как всегда, стоял у двери на дежурстве. Увидев меня, он помахал.

— Мастер Квоут, боюсь, вы упустили своих друзей.

— Я подозревал. Как давно они ушли?

— Около часа назад.

Деоч вытянул руки над головой и поморщился. Потом уронил их с усталым вздохом.

— Они не выглядели расстроенными, что я их бросил?

Он ухмыльнулся:

— Не слишком. Они и сами подцепили парочку красоток. Конечно, не таких, как твоя. — Секунду Деоч, кажется, боролся с собой, а потом заговорил медленно, словно с великим тщанием подбирал слова: — Послушай, Квоут. Я знаю, что это не мое дело, и надеюсь, ты поймешь правильно. — Он огляделся и внезапно сплюнул. — Проклятье. Не умею я такие вещи говорить.

×
×