Имя ветра

— На самом деле, Арл, — перебил Бен, — я был бы рад, если бы ты не произносил их вслух. Именно имена людей. Можешь нацарапать их на земле, если хочешь, или я могу сходить за доской, но будет спокойнее, если ты не станешь произносить ни одно из них. Лучше безопасность, чем неприятность, как говорится.

Наступила глубокая тишина. Я остановился на полушаге, на одной ноге, опасаясь, что они услышат меня.

— Да перестаньте вы оба так на меня смотреть, — раздраженно буркнул Бен.

— Мы просто удивлены, Бен, — прозвучал мягкий голос моей матери. — Ты не выглядишь суеверным типом.

— Я не суеверен, — сказал Бен, — а осторожен. Это большая разница.

— Разумеется, — сказал отец. — Я бы никогда…

— Оставь свои фокусы для зевак с деньгами, Арл, — отрезал Бен, в его голосе явственно звучало раздражение. — Ты слишком хороший актер, но я-то прекрасно знаю, когда меня считают сумасшедшим.

— Я совсем не о том, Бен, — извиняющимся тоном сказал отец. — Ты образованный человек, а я так устал от людей, хватающихся за железо и стучащих по кружке с пивом, как только я заведу речь о чандрианах. Я просто восстанавливаю легенду, а вовсе не вожусь с темными силами.

— Тогда послушай. Вы оба мне слишком нравитесь, чтобы я позволил вам считать меня старым дураком, — сказал Бен. — Кроме того, мне есть о чем поговорить с вами позже, и нужно, чтобы вы воспринимали меня серьезно.

Ветер продолжал усиливаться, и я использовал шум, чтобы преодолеть последние несколько шагов. Я прополз за угол родительского фургона и стал смотреть и слушать сквозь завесу листвы. Они втроем сидели около костра: Бен на пеньке, завернувшись в свой обтрепанный бурый плащ, родители напротив него. Мать прислонилась к отцу, и оба они закутались в одно одеяло.

Бен налил что-то из глиняного кувшина в кожаную кружку и передал ее моей матери. От его дыхания шел пар.

— Как относятся к демонам в Атуре? — спросил он.

— Боятся. — Отец постучал себя по виску. — Все эти религии размягчают мозги.

— А как в Винтасе? — спросил Бен. — Большая часть жителей там тейлинцы. Они тоже боятся демонов?

Мать покачала головой:

— Нет, они считают, что все это глупости. Им нравится представлять демонов в виде метафоры.

— Чего же в Винтасе боятся по ночам?

— Фейе, — ответила мать.

Отец одновременно сказал:

— Драугар.

— Вы оба правы, в зависимости от того, в какой части страны находиться, — сказал Бен. — А здесь, в Содружестве, люди посмеиваются украдкой над обоими страхами. — Он указал на окружающие деревья. — Но они становятся осторожны, когда приходит осень, потому что боятся привлечь внимание шаркунов.

— Известное дело, — сказал отец. — Половина успеха наших выступлений зависит от того, во что верят зрители.

— Вы все еще думаете, что у меня крыша съехала, — хмыкнул Бен. — Слушайте, если завтра мы приедем в Бирен и кто-нибудь скажет, что в лесах бродят шаркуны, вы им поверите?

Отец покачал головой.

— А если об этом расскажут двое?

— Он снова покачал головой.

Бен наклонился вперед на своем пеньке:

— А если десяток людей скажут вам на полном серьезе, что в полях видели шаркунов, пожирающих…

— Все равно я им не поверю, — раздраженно перебил отец. — Это же смешно.

— Разумеется, смешно, — согласился Бен, назидательно подняв палец. — Но вопрос вот в чем: пойдете ли вы после этого в лес?

Отец замолчал и задумался.

Бен удовлетворенно кивнул:

— Вы будете дураками, если проигнорируете предупреждения половины городка, даже если не верите в то, во что верят они. Но если не шаркунов, то чего вы боитесь?

— Медведей.

— Разбойников.

— Вполне понятные страхи для бродячего артиста, — сказал Бен. — Страхи, которых горожанин просто не поймет. В каждом местечке есть свои маленькие суеверия, и все смеются над тем, чего боятся соседи за рекой. — Он серьезно посмотрел на них. — Но слышал ли кто-нибудь из вас смешную песню или историю про чандриан? Ставлю пенни, что нет.

Мать, подумав минутку, покачала головой. Отец сделан длинный глоток и присоединился к ней.

— Так вот, я не говорю, что чандрианы где-то поблизости и вот-вот ударят. Но везде все люди их боятся. Для такого страха должна быть причина.

Бен ухмыльнулся и перевернул свою глиняную кружку, выплеснув последние капли пива на землю.

— А имена — штука странная. Опасная. — Он многозначительно посмотрел на родителей. — Уж я-то знаю точно, потому как я человек образованный. И если я еще чуточку суеверен… — Он пожал плечами. — Ну, это мой выбор. Я стар. Придется вам меня простить.

Отец задумчиво покивал.

— Странно, я никогда не замечал, что к чандрианам все относятся одинаково. Я должен был это увидеть. — Он потряс головой, прочищая ее. — Полагаю, к именам мы еще вернемся. О чем ты хотел поговорить?

Я приготовился уползти, прежде чем меня поймают, но то, что сказал Бен, пригвоздило меня к месту, прежде чем я успел сделать хотя бы шаг.

— Возможно, вам как родителям трудно это заметить и все такое. Но ваш юный Квоут весьма одарен. — Бен снова наполнил чашку и передал кувшин отцу, но тот отказался. — На самом деле слово «одарен» не говорит и половины.

Мать посмотрела на Бена поверх кружки.

— Любой, кто проведет с мальчиком немного времени, может заметить это, Бен. Не понимаю только, почему все считают это таким важным. Особенно ты.

— Сомневаюсь, что вы верно оцениваете ситуацию, — сказал Бен, протянув ногу чуть ли не в костер. — Насколько легко он научился играть на лютне?

Отец, казалось, был слегка удивлен переменой темы.

— Очень легко, а что?

— Сколько ему было лет?

Отец задумчиво потеребил бороду. В тишине голос моей матери прозвучал подобно флейте:

— Восемь.

— Вспомни, как ты учился играть. Сколько лет тебе тогда было? Можешь припомнить, какие у тебя были трудности?

Отец продолжал теребить бороду, но его лицо стало еще более задумчивым, а взгляд уплыл куда-то вдаль.

Абенти продолжал:

— Я могу поспорить, что он запоминал все аккорды, каждую постановку пальцев с первого раза, без запинок и жалоб. А если делал ошибку, то не больше одного раза.

Отец казался слегка обеспокоенным.

— В основном да, но у него были трудности, такие же, как у всех. Аккорд Е. У него была куча проблем с увеличенным и уменьшенным Е.

Мать мягко вмешалась:

— Я это тоже помню, дорогой, но думаю, что все дело в маленьких руках. Он ведь был совсем мал…

— Ручаюсь, это ненадолго его задержало, — тихо сказал Бен, — У него чудесные руки; моя мать сказала бы: «пальцы волшебника».

Отец улыбнулся:

— Он получил их от своей матери: тонкие, но сильные. Лучше не придумаешь, чтоб вычищать горшки, а, женщина?

Мать шлепнула его, затем поймала руку мужа и показала ее Бену.

— Руки у него от отца: изящные и нежные. Лучше не придумаешь для соблазнения дворянских дочек. — Отец запротестовал, но она не обратила внимания. — С его глазами и руками ни одна женщина в мире не будет чувствовать себя в безопасности, когда он начнет охотиться за дамами.

— Ухаживать, дорогая, — мягко поправил ее отец.

— Суть одна, — пожала она плечами. — Все лишь охота, и когда закончена она, достойна скорби дева та, что бегством спасена. — Она снова привалилась к моему отцу, не выпуская его руки, и чуть наклонила голову — он понял намек, наклонился и поцеловал ее в уголок рта.

— Аминь, — сказал Бен, салютуя кружкой.

Отец обнял мать второй рукой и прижал ее.

— Все еще не понимаю, к чему ты клонишь, Бен.

— Он все делает так: быстро, как хлыст, и почти не делая ошибок. Могу поспорить, он знает все песни, которые вы ему когда-либо пели. Он больше меня знает о том, что есть в моем фургоне.

Бен взял кувшин и вытащил пробку.

— И это не просто запоминание. Он понимает. Половину того, что я собирался ему показать, он угадал сам.

Бен наполнил кружку моей матери.

— Ему одиннадцать. Вы когда-нибудь встречали мальчика его возраста, который бы говорил так, как он? В основном это, конечно, из-за жизни в такой просвещенной атмосфере. — Бен обвел рукой фургоны. — Но большинство одиннадцатилетних мальчишек способны думать только о пускании блинчиков по воде да о том, как раскрутить кота за хвост.