100 великих казней

Своей «национальной миссии» он не осознавал ни тогда, ни позже.

С августа 1918 года начался его рост как ученого-теоретика. В январе 1924 года, когда умер Ленин, Бухарин искренне горевал. Его ввели в Политбюро фактически вместо Ленина. Но Бухарин снова не решился сделать выбор: высокие моральные принципы и заниженная самооценка помешали ему претендовать на роль вождя.

Тем не менее 1924–1925 годы стали вершиной политической карьеры Бухарина. Он писал книги, разрабатывал теории, их признали, публиковали и распространяли. Он стал главой Коминтерна. Но Бухарина не привлекала борьба за власть: он думал, что она придет к нему сама, «заслуженно», и долго верил, что этого можно достичь, не мараясь в интригах. Он слишком поздно понял, что для Сталина понятия «мараться» не существовало.

А тем временем обстоятельства стали складываться не в пользу Бухарина. Он и раньше сознавал, что Сталин ведет хитроумную игру, и его презрение к нему начало перерастать в ненависть.

Силы в партии поляризовались, но вопроса о смещении Сталина Бухарин себе даже не задавал. Недаром одна дама, знавшая его еще по эмиграции, вспоминала, что он был «похож на святого». Его вера в истинность партии коммунистов как самой передовой силы эпохи была такой же незыблемой, как когда-то вера в мировую революцию. Он предпочел скрывать перед всем миром раскол в партии, молчать о нем, «чтобы не лишать пролетариев всего мира их единственного идеала». Кроме того, на XIV съезде в декабре 1925 года партия сменила имя, превратившись из РКП(б) в ВКП(б). Провозглашенные ею цели совпадали с теми, которые ставил перед собой Бухарин. Он поверил ей и потому был готов пожертвовать ради нее и высокими постами, и своим добрым именем, и даже жизнью. Нет, он еще боролся, призывал вернуться к «ленинским принципам». Но теперь вместо пророка он стал чуть ли не дьяволом номер один, «исказителем» того учения, в которое свято верил всю жизнь Он еще мог, и должен был уехать за границу. И не воспользовался предоставленной ему свободой выбора: в 1936 году он побывал в Париже, но вернулся, хотя его уговаривали остаться. Вернулся, потому что верил, что партия — это не Сталин, что еще придет «новое, молодое и честное поколение», как говорил он сам в своем тайном последнем слове, прося жену выучить его наизусть. Он лишился своих постов и в стране, и в Коминтерне, наконец, был исключен из партии и предан суду. Его обвиняли в попытках расколоть партию, в предательстве и шпионаже. На него наперебой клеветали его бывшие друзья и соратники. Насилие, которое этот выдающийся теоретик коммунизма считал необходимым условием для выработки «коммунистического человека», было, наконец, применено и к нему самому. На практике.

14 марта 1938 года его расстреляли.

Вот что рассказывала в своих воспоминаниях жена Н. И. Бухарина — А. М. Ларина:

«Летом восемнадцатого года Н. И. Бухарин находился в Берлине. Его командировали для подготовки документов, связанных с Брестским договором. Николай Иванович рассказывал дома, что однажды услышал об удивительной гадалке, предсказывающей судьбу. Любопытства ради вместе с Г. Я. Скольниковым он решил посетить предсказательницу. То, что наворожила хиромантка, было поразительно:

— Вы будете казнены в своей стране.

Бухарин оторопел, ему показалось, что он ослышался, и переспросил:

— Вы считаете, что Советская власть погибнет?

— При какой власти погибнете — сказать не могу, но обязательно в России».

Это пророчество сбылось.

ГЕНРИХ ЯГОДА

Сведения о разногласии среди членов Политбюро и ЦК быстро, хотя и с некоторым искажением, доходили до нижестоящих партийных руководителей, и «каждый грамотный партиец» понимал эзопов язык дискуссий.

Вагонов Ф. М. «Первый уклон в ВКП(б) и его разгром (1928–1930 гг.)»

Великий соблазн был у авторов настоящего труда объединить многих видных деятелей советской власти под рубрикой «Жертвы сталинских репрессий». Тогда в эту рубрику могли бы войти два десятка миллионов человек обоего пола, любого возраста, безвинно брошенных в тюрьмы и концлагеря, казненных без вины и закопанных невесть где. Однако авторы полагают, что казни «красных командармов» и «участников троцкистско-зиновьевского заговора» сами по себе имеют глубокий нравственный смысл, ибо наказанными советской властью и коммунистической партией оказались собственно те, которые эту власть и партию строили и воспевали, которые убивали, жгли и насиловали во имя торжества этой власти и партии. И если казни этих «товарищей» в обшем-то понятны, то гибель таких ловких царедворцев, какими были Ежов и Ягода, заставляет нас задуматься. Генрих Григорьевич Ягода (1891–1938) был профессиональным палачом. С 1920 года он стал членом президиума ВЧК, с 1924 года — заместителем председателя ОГПУ. Под его руководством строились величайшие объекты эпохи, на которых использовался рабский труд десятков миллионов заключенных, и создавалась бесчеловечная машина планомерного ареста и уничтожения людей с тем, чтобы к необходимому сроку на место погибших от непосильного труда встали новые тысячи заключенных. В 1935 году ему первому в стране присвоили специальное звание генерального комиссара государственной безопасности, приравненное к воинскому званию Маршала Советского Союза. В 1936 году его назначили наркомом внутренних дел СССР. Еще более тешило самолюбие определение «железный нарком», которое прочно утвердилось за Ягодой. Выше и важнее этого поста в советской иерархии был только пост генсека. Имя Ягоды было присвоено Высшей пограничной школе, мосту через реку Тунгуска, а также Болшевской трудовой коммуне НКВД. Тогда же он получил квартиру в Кремле, что в неофициальной иерархии поощрений свидетельствовало о высшей степени отличия. Уже поговаривали о вероятном избрании его в состав Политбюро. В ожидании этого события генеральный комиссар государственной безопасности спешил украсить фасад возглавляемого им ведомства, придать ему еще больше величия и блеска. Это стремление подчас приобретало гротескные формы. «Легкомыслие, проявляемое Ягодой в эти месяцы, доходило до смешного, — вспоминал один из его подчиненных. — Он увлекся переодеванием сотрудников НКВД в новую форму с золотыми и серебряными галунами и одновременно работал над уставом, регламентирующим правила поведения и этикета энкаведистов. Только что введя в своем ведомстве новую форму, он не успокоился на этом и решил ввести суперформу для высших чинов НКВД: белый габардиновый китель с золотым шитьем, голубые брюки и лакированные ботинки. Поскольку лакированная кожа в СССР не изготовлялась, Ягода приказал выписать ее из-за границы. Главным украшением этой суперформы должен был стать небольшой позолоченный кортик наподобие того, какой носили до революции офицеры военно-морского флота».