100 великих казней

«Почему у операции такое странное название — „Рамзай?“ — спросил Зорге.

„Рамзай“ — значит „Р.З.“, а „Р.З.“ — это Рихард Зорге» Рихард мог бы сказать, что продолжительная работа в Китае измучила его вконец, что он мечтал всерьез заняться научными исследованиями и что он только что женился на Екатерине Максимовой. Имеет человек право на личное счастье, на спокойную работу?.. Ведь он только-только вернулся. Но он ничего не сказал. Для него все личное отодвигалось на второй план. В 1933 году Рихард Зорге под видом немецкого журналиста приехал в Японию — в страну с самым жестким в мире полицейским режимом. Вот что сам Зорге писал по этому поводу: «Трудность обстановки здесь состоит в том, что вообще не существует безопасности. Ни в какое время дня и ночи вы не гарантированы от полицейского вмешательства. В этом чрезвычайная трудность работы в данной стране, в этом причина того, что эта работа так держит в непрерывном напряжении».

Несколько лет Зорге посвятил изучению экономики, культуры, истории Японии, овладел японским языком, научился разбираться в структуре хозяйства, не были для него тайной и взаимоотношения монополий, а также все нюансы политики, проводимой правящими кругами. В Японию приехал крупный востоковед. «Уровень моих познаний, необходимых для работы в Японии, — писал позднее Зорге, — был нисколько не ниже того, что давали германские университеты. Еще будучи в Китае, я взялся за написание нескольких статей о Японии, с тем чтобы составить о ней общее представление». Он мог бы с успехом вести несколько курсов в университете, стать почтенным ученым. Однако его активная натура требовала немедленного действия на благо людей. А высшим благом он видел мир и безопасность Советского Союза. Ради этого стоило отказаться от кабинетной жизни ученого, рисковать собственной головой. «Если бы мне довелось жить в условиях мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно — профессию разведчика я не избрал бы».

В удивительно корогкий срок Зорге создал в Японии хорошо законспирированную разведывательную организацию. Под его руководством работали две группы подпольщиков общей численностью 35 человек.

Организация Зорге была интернациональной. Ее ядро составляли, сам Рихард — по материнской линии русский, по отцу немец; Макс Клаузен — немец; Бранко Вукелич — югослав; Одзаки Ходзуми и Мияги Етоку — японцы. Все они имели опыт подпольной работы. Четыре коммуниста и один, Одзаки, убежденный марксист, не состоявший в партии. Зорге и Одзаки были не только талантливыми журналистами, но и крупными учеными — социологами и востоковедами, авторами ряда исследований. Великолепный лингвист и журналист Вукелич; художник-искусствовед Мияги; моряк торгового флота, одаренный инженер-самоучка Клаузен — это были люди убежденные, преданные общему делу, бескорыстные, самоотверженные. Не за деньги и награды рисковали жизнью Рамзай и его соратники. Генерал Уиллоуби — ас американской разведки — с удивлением констатировал: «Деятельность организации практически ничего не стоила Советскому Союзу. Они даже пытались сократить свои расходы и приказывали, чтобы часть доходов от Клаузена шла в Центр (радист Зорге в качестве прикрытия создал прибыльную фотофирму)… Одзаки, например, никогда не получал ни гроша для себя и фактически терпел убытки». А генерал Макартур, шеф Уиллоуби, был поражен той суммой, которую тратил на себя Зорге. «Мой водитель в Соединенных Штатах получает больше», — констатировал генерал.

Поначалу в токийской ассоциации журналистов Рихарда встретили сдержанно (здесь остерегались немецких журналистов), но постепенно лед растаял. Рихард в политические споры не ввязывался, когда же просили высказать свое мнение, высказывался. Он обладал безошибочным политическим чутьем: всякий раз давал смелые прогнозы, и прогнозы оказывались верными. Речь его отличалась лаконичностью, образностью. В нем было нечто располагающее на откровенность, вызывающее невольное уважение. К его негромкому голосу стали прислушиваться все чаще и чаще. Его статьи, насыщенные познавательным материалом, размышлениями о судьбе Японии, содержавшие четкие политические выводы, заметили сразу же не только в Германии, но и в других странах. Все поняли, что на журналистском небосводе вспыхнула новая звезда. Тогда-то к Зорге и потянулись, стремясь выудить у него что-нибудь для себя: ведь этот человек был прямо-таки напичкан ценнейшей информацией.