Говорят, кошки – умные существа. Они тихо крадутся на мягких лапках и за...
– Где ж мне?..
– Как вернемся, дам тебе Псалтырь. Давай садись, поехали. Так вот, дам тебе Псалтырь. Каждый день будешь заучивать один стих. А вечером будешь у меня на глазах по памяти его записывать. Покопайся в дровах, набери бересты. Знаешь, как с ней обращаться?
– Знаю.
– Вот и будешь писать. И как только наберем ребят в твой десяток, сразу же начнешь учить их грамоте.
– Я?
– А кто же?
– Так я же… – Было невооруженным глазом видно, что Роська ожидал чего угодно, но только не этого. – Ты же сам сказал, что в лошади две ошибки, и Ратное я сам не смог…
– Самый лучший способ научиться чему-нибудь – учить того, кто знает это еще хуже тебя. – Мишка изобразил на лице ободряющую улыбку. – Ребята твои будут совсем неграмотными, так что ты, по сравнению с ними, ученый муж.
– Да какой я ученый… – Роська безнадежно махнул рукой.
– Петька своих тоже будет грамоте учить. Твои должны выучиться быстрее и лучше.
– Так он в монастыре учился, за большие деньги!
– Хватит препираться, будешь учить! – приказал Мишка командным тоном. – Теперь проверим счет.
– Ну это я знаю! – Роська заметно приободрился, видимо, в этой «научной дисциплине» он чувствовал себя увереннее.
– Знаешь? Ну что ж, проверим. Три и два?
– Пять!
– Шесть и три?
– Девять!
– Семь и восемь?
– Пятнадцать!
– От шестнадцати отнять девять?
– Семь!
– Гм, двадцать семь и тридцать шесть?
– Э… Шестьдесят три!
– Однако! Сколько не хватает до сотни?
– Тридцать семь!
– Очень прилично, даже не ожидал. – Мишка действительно был приятно удивлен – А умножать можешь?
– Если не много.
– Три по три?
– Девять.
– Два по семь?
– Четырнадцать.
– Четыре по восемь?
– Э… Тридцать… тридцать два.
– Семь по восемь?
– Семь по восемь… не помню.
– Все равно очень хорошо! – искренне похвалил Мишка крестника. – Тоже Ходок учил?
– Ха! Пока весь товар на ладью погрузишь, да пересчитаешь, да не сойдется, да снова пересчитаешь, а потом выгружать, да не все, и новое грузить, и опять считать…
– Понятно-понятно, – прервал Мишка бойкую скороговорку. – По счету у тебя знаний примерно половина от Петькиных, по чтению, пожалуй, десятая часть, по письму… считай, сотая. Придется догнать… и перегнать.
– Да он же в монастыре!..
– Помню: за деньги. Нет денег – бери умом и старанием. Я помогу. Запомни: твои ребята должны выучиться быстрее и лучше Петькиных. Тогда тебе и морду ему бить не придется. Понял?
– Не-а, не получится…
– Отставить! Десятник «Младшей стражи» Василий! Слушай приказ! Приступить к обучению ратников «Младшей стражи» второго десятка по их прибытии в твое распоряжение. Обучать быстро и хорошо. Обогнать в учении ратников первого десятка. Срок – до прибытия ладьи купца Никифора!
– Минь… Ой. Слушаюсь, господин старшина! А если не выйдет?
– Значит, хреновые мы с тобой, Роська, командиры.
– А ты-то тут при чем, Минь?
– А я в «Младшей страже» при всем. Старшина. Куда денешься?
Снова шипит под полозьями снег, топочет Рыжуха, проплывают мимо деревья.
«Повезло мне с Роськой. Вернее, сначала Роське повезло с Ходоком, а я теперь пользуюсь плодами его воспитания. Наверно, любил он парнишку, возился, учил… теперь, поди, тоскует без него. Но отпускал с легкой душой – понимал, что для Роськи так лучше.
Дед, скорее всего, прав: Роська – это на всю жизнь. Смогу ли я заменить ему Ходока? Обязан. «Мы в ответе за тех, кого приручили». А Роська даже не приручился, а… и слово-то не подобрать. Сломанный костыль вот мне починил, поднялся, наверно, ни свет ни заря, а я, свинья этакая, даже не поблагодарил как следует, не до того было».
Утром Мишку пришли благодарить Лавр с Татьяной. Кланялись, говорили всякие приятные слова. То, что «лечение» удалось, по крайней мере в части «снятия отворота от жены», было видно, что называется, невооруженным глазом – по сияющему виду и припухлым губам Татьяны да по синюшным кругам вокруг глаз Лавра.
Поднесли племяннику подарки: синюю шелковую рубаху и воинский пояс с чеканными бляхами. Рубаха вышита серебром – чувствовалась рука матери или по меньшей мере ее наставничество. Подношение было царским, наверно, приготовлено было на свадьбу одному из сыновей, а теперь досталось племяннику. Мишка кланялся в ответ, говорил, что положено, а сам готов был со стыда провалиться сквозь пол.