Бешеный Лис

– Не извергнешь более хулу и проклятие! Нет у тебя отныне ни голоса, ни облика, ни имени, ни пути! Михайла, тащи ЭТО конем в лес, там ему руки освободишь, пускай ползет!

Мишка, даже не пытаясь поймать какого-нибудь оставшегося без всадника коня, выпряг из саней Рыжуху, привязал Славомира к упряжи за ноги и повел лошадь под уздцы к ближайшим деревьям. Проходя мимо, совершенно равнодушно глянул на убитого им лучника – на эмоции не осталось уже никаких сил. Так же равнодушно, зайдя за первые деревья, освободил ноги мычащего мужика от привязи, перерезал стягивающий ему локти ремень и побрел назад по кровавому следу.

«Двенадцатый век… Права человека, гуманное обращение с пленными, высший приоритет человеческой жизни… Все умещается в одном месте – ножнах, висящих на поясе победителя. И какая-то высшая справедливость в этом есть, Славомир ведь пощады не просил, понимал, на что шел. Да и поделом ему. Какой командир обречет на смерть раненых подчиненных ради личной мести? Дерьмо он был, а не командир! Люди ему доверились, а он…»

– Михайла, Михайла! Да очнись ты! Андрюха, кажись, перебрали мы, не в себе парень.

Мишка вдруг обнаружил, что стоит столбом напротив деда с Немым, держа Рыжуху под уздцы, и совершенно не помнит, как он пришел сюда из леса.

– Слышу я, деда, не бойся, не свихнусь. Андрею ногу перевязать надо, я мать позову.

– Не надо, перевязали уже. Теперь Настену надо ждать, у Андрюхи в ноге кончик жала обломился, плохо отковали, болотники косорукие. Настена вытащит, сами только расковыряем без толку. Ты это… Про Славомира – никому ни слова. Незачем Татьяне знать, что я отца ее… Понял?

– Понял, никому не скажу, – пообещал Мишка.

– А если спросят: «За что казнили?», – не успокаивался дед, – скажешь, что за раненых дружинников.

– Угу, за злодейство.

– Верно. – Дед вытянул шею и оглядел обоз. – Там, у саней, кто-нибудь шевелиться способен?

– Матвей цел, – начал было Мишка, но понял, что больше уцелевших нет, и неуверенно добавил: – У Митьки лоб рассечен, но, может быть, ничего. Посмотреть надо.

– Иди, дашь им самострелы и тащи сюда, я пока коней поймаю. – Дед озабоченно оглянулся на лес. – Надо обоз ихний брать, там еще трое остались.

– Не смогут они из самострелов, деда… – попытался возразить Мишка.

– Делай, что говорю! Давай шевелись!

Мишка побрел к саням. Мать с помощью Матвея подсаживала в фургон держащегося за грудь Артемия. Крови видно не было, похоже, что также как, и у Роськи, стрела завязла в кольцах доспеха, но поддоспешников у ребят не было, и удары стрел ничего не смягчило.

– Мама, как там Митя, верхом ехать сможет?

– Да ты что? Он и стоять-то не может, шатается как пьяный. Я его положу с Артюшей и Демой.

– Как они?

– Дема плох, Настену бы дождаться… – Голос у матери прервался.

Мишка только вздохнул, здесь он помочь ничем не мог.

– Мама, я Матвея забираю, в лесу еще трое татей остались, надо добить. Матвей! Бери Демкин самострел – и давай со мной!

Из-за саней вылез скрюченный Роська:

– Минь, я тоже с тобой!

– Нет, ты верхом не сможешь. – Мишка всем своим видом продемонстрировал, что не намерен выслушивать возражения. – Тебе другое дело: посадишь Кузьму так, чтобы он мог самострелом воз с ранеными прикрыть. Сам будешь рядом – заряжать. Понял?

– Я и сам могу из самострела, мне ребята давали попробовать.

– У Кузьмы лучше выйдет, он, даже к доске пришпиленный, и то одного татя завалил. – Мишка повысил голос. – Делай, что говорю!

– Слушаюсь, господин старшина!

– Вот, другой разговор. Матвей, готов? Тогда пошли.

Дед недовольно оглядел подошедших отроков:

– Михайла, ты чего только одного привел, где второй?

– Лежит, больно крепко по лбу досталось. Я, когда в шлем попало, еле на ногах устоял, а ему в лоб, повезло, что живой.

– Ладно тогда. – Дед с сомнением поглядел на Матвея. – Матюха, верхом-то сумеешь?

– Могу вообще-то, но не очень… – Матвей с опаской покосился на коней.

– Научишься, – отрубил дед. – По коням!

Всего минут через пять неспешной рыси след привел к поляне, на которой сгрудились десятка полтора запряженных саней и конский табунок голов в двадцать. Сани были завалены оружием, доспехами, одеждой, седельными сумками и прочим имуществом раненых дружинников и их охраны. На одних санях лежали два трупа, видимо, те самые раненые, которые умерли в пути. А на соседних – еще один покойник, похоже скончавшийся совсем недавно. Еще двоих лесовиков не было, но от поляны в глубь леса уходил свежий санный след.