Триумф нежности

— Конечно, нравятся.

Без десяти четыре Габриэла остановила машину перед маленьким домом падре Грегорио. Он располагался на восточной стороне деревенской площади, прямо напротив церкви.

Кэти взяла сумочку с сиденья, нервно улыбнулась Габриэле и выскользнула из машины.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я подождала тебя? — спросила ее Габриэла.

— Конечно, — сказала Кэти. — Отсюда недалеко до вашего дома, я вернусь пешком. У меня будет еще уйма времени переодеться и проведать Рамона.

Кэти неохотно поднялась к двери. Она задержалась, чтобы разгладить юбку. Она была одета в спортивного покроя платье пастельно-зеленого цвета. Затем провела дрожащей рукой по золотистым волосам, которые собрала в мягкий узел. Она надеялась, что выглядит очень строго и вместе с тем красиво, но чувствовала себя нервозно.

Пожилая экономка открыла дверь и пригласила войти в дом. Следуя за ней в темный холл, Кэти ощущала себя осужденной, поднимающейся на гильотину. А чего она, собственно, психует? Подумаешь, деревенский диктатор!

Падре Грегорио встал при ее появлении. Он был худее и ниже ростом, чем ей показалось вчера вечером. Как ни абсурдно, но это ее утешило, хотя было понятно, что они не собираются вступать в кулачный бой. Священник указал на кресло напротив себя и сел сам.

Какое-то время они разглядывали друг друга с вежливой осторожностью, затем он предложил:

— Может быть, вы хотите кофе?

— Спасибо, нет, — ответила Кэти с твердой учтивостью. — У меня мало свободного времени.

Что не нужно было этого говорить, Кэти поняла, когда его густые брови сошлись на переносице.

— Не сомневаюсь, что вам необходимо переделать много дел, — кратко заметил священник.

— Не для себя, — торопливо объяснила Кэти, чтобы достичь перемирия, — для Рамона.

К ее безмерному облегчению, падре Грегорио принял ее предложение о перемирии. Его твердые губы расслабились в каком-то подобии улыбки, когда он кивнул своей седой головой:

— Рамон торопится все завершить. Он, должно быть, очень загружает вас.

Открыв стол, он достал какие-то бланки и взял ручку.

— Давайте начнем с формальностей. Ваше полное имя и возраст, пожалуйста. Кэти назвала.

— Семейное положение? — Прежде чем Кэти успела ответить, он взглянул на нее и печально произнес; — Рамон упоминал, что ваш первый муж умер. Как трагично было для вас оказаться вдовой в расцвете вашего брака.

Кэти никогда не лицемерила. Вежливо, но твердо она сказала:

— Я оказалась «вдовой»в расцвете нашего развода, и если была какая-нибудь трагедия, так это та, что мы вообще были женаты.

Стало заметно, как под очками сузились его голубые глаза.

— Прошу прощения?

— Я развелась с ним де того, как он умер.

— По какой причине?

— Несовместимость характеров.

— Я не спрашиваю вас о формальном основании. Я спросил о причине.

Кэти вспыхнула от возмущения. Она медленно и тихо перевела дыхание:

— Я развелась с ним, потому что презирала его.

— За что?

— Я предпочла бы не обсуждать это.

— Понятно, — сказал падре Грегорио. Он отложил бумаги в сторону, положил ручку, и Кэти почувствовала, что хрупкое перемирие начало разрушаться. — В таком случае, может быть, вы не будете против того, чтобы поговорить о вас и о Рамоне. Как давно вы знакомы?

— Всего две недели.

— Очень необычный ответ, — заметил он. — Где вы познакомились?

— В Штатах.

— Сеньорита Конелли, — сказал он холодным тоном, — вы не сочтете за вторжение в вашу личную жизнь, если я попрошу вас быть немного более конкретной?

Глаза Кэти воинственно вспыхнули.

— Ну что вы, падре. Я познакомилась с Рамоном в баре, cantina, как вы здесь это называете. Он остолбенел:

— Рамон познакомился с вами в cantina?

— Точнее, это было снаружи. — Простите?

— Это было снаружи, на стоянке, у меня были неприятности, и Рамон помог мне.

Падре Грегорио расслабился и одобрительно кивнул:

— Конечно, у вас была поломка в машине, и Рамон помог вам.

Кэти ни с того ни с сего обуяло стремление говорить правду и только правду:

— Точнее, у меня были проблемы с мужчиной, который… целовал меня на стоянке, а Рамон избил его. Он был слегка возбужден, полагаю.

За золотой оправой очков глаза священника превратились в сосульки.

— Senorita, — сказал он с презрением, — вы пытаетесь меня убедить, что Рамон Гальварра участвовал в пьяном уличном скандале на стоянке cantina из-за какой-то женщины, которую он не знал, то есть из-за вас?