Укрощение любовью, или Уитни

Вдалеке свежевыкрашенный забор образовывал почти правильный овал, отмечая контуры бегового трека, где ее дед определял резвость лошадей, прежде чем решить, стоит ли их записывать на скачки. Позади трека виднелись зеленые холмы, усеянные дубами и платанами, сначала почти пологие, невысокие, но постепенно становившиеся все круче, которые заканчивались густо поросшей лесом возвышенностью, служившей границей поместья.

Подойдя поближе, Уитни с удивлением обнаружила, что почти все стойла заняты. К каждой дверце была привинчена медная табличка. Уитни остановилась у последнего, углового стойла и прочла кличку, выгравированную на табличке.

— Ты, должно быть, Мимолетное Увлечение, — сказала она прекрасной гнедой кобылке, гладя ее по атласной шее. — Какая милая кличка!

— Вижу, по-прежнему любите беседовать с лошадьми, — фыркнул кто-то за спиной.

Уитни поспешно обернулась, широко улыбаясь высокому худому, как палка, Томасу, старшему конюху отца. В детстве Томас был поверенным ее тайн и сочувствующим свидетелем всех выходок, проделок, взрывов негодования и несчастий.

—  — Поразительно, до чего много у отца лошадей! — заметила она после того, как они обменялись приветствиями. — Интересно, зачем ему столько?

— В основном чтобы объезжать. Однако не стойте здесь, я хочу кое-что показать вам.

Знакомые запахи масла и кожи встретили Уитни, когда она вошла в прохладную конюшню, моргая, чтобы привыкнуть к полумраку после яркого солнечного света. В конце коридора двое конюхов пытались усмирить великолепного вороного жеребца, привязанного к столбу, пока третий прилаживал ему подковы. Однако жеребец недовольно тряс головой, фыркал и пятился, насколько позволяла длина веревок.

— Опасный Перекресток, — гордо провозгласил Томас. — Имечко как раз для него!

— Он уже объезжен? — осведомилась Уитни, с восторгом представляя себя сидящей на спине этого прекрасного создания.

— Отчасти, — хмыкнул Томас. — Но, как правило, он пытается укротить наездника. Самое капризное животное в мире. Сейчас он вроде бы готов сдаться и покориться хозяину, а в следующую минуту может размазать тебя по забору. Стоит чем-то вывести его из себя, и он бросается на врага, словно разъяренный бык.

Томас поднял хлыст, чтобы показать на другое стойло, и испуганная лошадь утроила усилия освободиться.

— Тпру! Полегче, полегче, — уговаривал один из конюхов. — Мастер Томас, не могли бы вы спрятать хлыст за спину?

Поспешно выполнив просьбу, Томас С извиняющейся улыбкой объяснил Уитни:

— Не выносит одного вида хлыста. На прошлой неделе Джордж попытался отогнать его от забора и едва не отправился к Создателю. Но Бог с ним, с этим жеребцом. Я хочу показать вам что-то.

И Томас повел Уитни к другому выходу из конюшни, где еще один конюх вел, а вернее, почтительно сопровождал чудесного гнедого жеребца с белоснежными «чулочками» на ногах.

— Хан? — шепнула Уитни, и, прежде чем Томас успел ответить, гнедой потыкался носом в бедро девушки, явно разыскивая карман, где она когда-то держала лакомства, которыми угощала четыре года назад совсем еще маленького жеребенка.

— Как он теперь? Когда я уезжала, Хан был слишком мал для седла.

— Почему бы вам самой не проверить? Другого ободрения Уитни не понадобилось. Придерживая зубами хлыст, она потуже перевязала бирюзовую ленту, стягивающую волосы на Затылке. Опасный Перекресток мгновенно взвился на дыбы, едва не сбив с ног конюха.

— Спрячьте кнут! — резко бросил Томас, и Уитни поспешно подчинилась.

Хан нетерпеливо пританцовывал, пока его вели из стойла. Уитни поставила ногу на скрещенные руки Томаса, грациозно скользнула в седло и, направляя коня к воротам, предупредила:

— Я давно не каталась верхом. Если Хан вернется один, ищите меня на полпути между поместьем и домом отца леди Эмили.

Когда Хан подрысил к входной двери дома Эмили, занавеска на широком окне с эркером чуть дрогнула, и мгновение спустя на крыльцо вылетела сама леди Арчибалд.

— Уитни! — радостно вскричала она, бросаясь подруге на шею и крепко обнимая. — О Уитни, дай мне поглядеть на тебя! — Эмили, смеясь, отстранилась, все еще сжимая руки Уитни в своих. — Ты настоящая красавица!

— Это ты изумительно выглядишь, — запротестовала Уитни.

— И не потому, что я такая уж красавица, а потому что счастлива.

Девушки рука об руку направились в гостиную. Стройный светловолосый мужчина лет около тридцати встал при их появлении. Зеленовато-карие глаза приветливо улыбались. Эмили вне себя от восторга поспешно пробормотала: