Что я без тебя...

— Что вы имеете в виду?

— Мы с мужем ни разу не видели, чтобы Стивен смотрел на какую-нибудь женщину с такой нежностью и теплотой, как на вас. Он весь прямо-таки светится.

Считая свою миссию выполненной, Уитни подошла к софе за ридикюлем. Поднялась и Шерри.

— Вы были очень добры, ваша светлость, — сказала она вполне искренне.

— Пожалуйста, зовите меня Уитни, — попросила герцогиня, беря ридикюль, и, улыбнувшись, добавила:

— И ради Бога, не говорите, что я добрая, иначе мне придется признаться в собственном эгоизме. Ведь я просто мечтаю, чтобы вы стали членом нашей семьи.

— В чем же ваш эгоизм?

Повернувшись к Шерри, герцогиня ласково ответила:

— Думаю, впервые у меня появился счастливый шанс обзавестись такой замечательной сестренкой, как вы!

Шерри была просто потрясена и этими словами, и ласковой улыбкой Уитни. Ее отчужденность и подозрительность исчезли без следа.

Обе улыбнулись, крепко пожав друг другу руки, и долго их не разнимали. А потом обнялись. Шерри уже не помнила, кто первый раскрыл объятия, ей казалось, что она, но это не имело никакого значения. Столь неожиданное проявление дружеских чувств вызвало у женщин робкую улыбку. Ведь они были едва знакомы и по крайней мере еще год должны были бы называть друг друга «мисс Ланкастер»и «ваша светлость». Герцогиня с минуту молча стояла, слегка улыбаясь и качая головой, скорее растерянная, чем радостная.

— Вы очень, очень мне нравитесь, — просто сказала она и, взмахнув модной юбкой вишневого цвета, исчезла за дверью.

Но через минуту снова заглянула в комнату.

— Кстати, матери Стивена вы тоже по душе, — сказала она с улыбкой. — Мы еще увидимся. За ужином.

— Это чудесно! Уитни кивнула.

— Сейчас спущусь вниз и постараюсь убедить Стивена, что идея вместе поужинать его, а не наша.

Шерри прошла к окну, выходящему на Аппер-Брук-стрит, и, скрестив на груди руки, стала рассеянно смотреть, как выходили из карет и прогуливались по улице модно одетые мужчины и женщины, наслаждавшиеся замечательным вечером.

Она прокручивала в голове все, что услышала от герцогини, стараясь осмыслить каждый факт и взглянуть на графа другими глазами. Она представляла себе, как он страдал, узнав, что нужен был не он сам, а его титул и богатства. Он не терпел притворства и лести, а значит, был чужд хвастовства и тщеславия.

Он хранил верность и постоянство и не отказал в дружбе любимой женщине даже после того, как она вышла замуж за другого. Он рисковал собственной жизнью во время дуэли… разве это не верх благородства?

А эта Эмили Лэтроп использовала его, обманула и предала. И теперь он хочет быть уверенным, что не совершит больше ошибки при выборе жены. Это вполне естественно.

Рассеянно потирая плечи, Шерри наблюдала за экипажем с высокими козлами, который мчался по улице, распугивая прохожих, и размышляла о том, как Стивен отомстил женщине, которую когда-то любил.

Да, он был чужд хвастовства и тщеславия…

Но он не прощал обид.

Она медленно подошла к столику, взяла утреннюю газету и стала машинально листать, стараясь не думать об одной горькой для нее истине: ей ни разу не пришлось убедиться в том, что он питал к ней хоть какие-нибудь чувства.

Он с удовольствием ее целовал, но инстинкт подсказывал ей, что это еще не признак любви. Иногда ему нравилось с ней общаться и всегда — смеяться и шутить.

Хоть бы к ней поскорее вернулась память! Тогда все стало бы ясно.

Не зная, куда девать себя от волнения, она зачем-то подобрала с ковра листок бумаги, не переставая думать о том, как вести себя теперь с графом. Гордость не позволяла Шерри проявлять повышенный интерес к его ужасному плану, о котором он ей сообщил утром. Она не может допустить, чтобы граф снова обидел ее.

Она будет вести себя непринужденно, насколько это возможно, но так, чтобы он держался от нее на почтительном расстоянии.

Она больше не потеряет контроль над собой, постарается забыть его ласковые руки, его жадные губы… его пальцы, которые зарываются в ее пышные волосы, его объятия. И… его ослепительную улыбку на загорелом лице, небрежную, завораживающую, от которой сладко замирает сердце, и морщинки в углах темно-голубых глаз, когда эта улыбка играет на его губах…

Исполненная презрения к самой себе за то, что вопреки собственной воле снова погрузилась в воспоминания о ласках Стивена, Шерри села за столик и постаралась сосредоточить внимание на газете.