Рай. Том 1

— Передай отцу, что я очень благодарен, но прошу его не беспокоиться.

Но прежде чем Мэтт успел сказать еще что-то, Стентон Эйвери поднял трубку параллельного телефона.

— Мэтт, — сердечно приветствовал он, — надеюсь, ты не забыл о сегодняшнем благотворительном бале в опере?

— Конечно, нет, Стентон.

— Прекрасно, прекрасно. Как насчет того, чтобы заехать за тобой к девяти, отправиться в яхт-клуб, а оттуда в отель? Таким образом, нам не придется высиживать всю «Травиату», прежде чем начнется настоящее веселье. Или ты слитком любишь «Травиату»?

—  — От опер у меня аллергия, — пошутил Мэтт, и Стентон согласно хмыкнул. За последние несколько лет Мэтт посетил дюжину оперных спектаклей и симфонических концертов, поскольку вращался в социальных кругах, где спонсорство и посещение подобных развлечений было необходимо и крайне выгодно с деловой точки зрения. Теперь, когда он почти против воли успел познакомиться со всеми знаменитыми симфониями и операми, первоначальное его мнение не изменилось: Мэтт находил большинство из них слишком утомительными и чрезмерно длинными.

— Хорошо, в девять, — добавил он. Несмотря на нелюбовь к оперной музыке и назойливое внимание прессы, Мэтт все же с некоторым нетерпением ожидал вечера. Бреясь, он вспоминал о первой встрече со Стентоном Эйвери. Они познакомились в Лос-Анджелесе четыре года назад, и с тех пор, когда бы Мэтт ни был в Чикаго, а Стентон — в Калифорнии, они старались провести вместе хотя бы несколько часов. В отличие от большинства чикагцев из высших слоев общества Стентон был жестким, упрямым, но честным и прямым бизнесменом, и Мэтт очень его любил. По правде говоря, если бы пришлось выбирать себе тестя, Мэтт выбрал бы Стентона. Элиша была похожа на отца — элегантная, неглупая и образованная, но чертовски настойчивая, когда речь шла о том, чтобы получить желаемое. Они оба хотели, чтобы Мэтт сопровождал их на сегодняшний бал, и не слушали никаких отказов. В конце концов Мэтт не только согласился посетить оперу, но и пожертвовать пять тысяч долларов.

Два месяца назад Элиша, приехав в Калифорнию, без обиняков намекнула на то, что им следует пожениться. Какое-то время Мэтт был готов согласиться, но порыв очень быстро прошел. Элиша ему нравилась как в постели, так и вне ее, но Мэтт уже успел с трудом пережить последствия разрушительного брака с богатой, капризной дочерью чикагского бизнесмена и не имел ни малейшего желания повторять опыт. Беда была в том, что он никогда не мог серьезно думать о второй женитьбе, потому что попросту не был способен на чувства, которые испытывал когда-то к Мередит, — эту безумную, жестокую, жгучую потребность видеть ее, касаться, ласкать… эту вулканическую страсть, владевшую им, опустошающую и ненасытную. Ни одна женщина не могла заставить его всего лишь взглядом ощущать себя одновременно всемогущим и жалким, не пробуждала отчаянного желания доказать, что он может стать лучше и благороднее, чем на самом деле. Жениться на ком-то еще означает признать, что Мэтт готов примириться с чем-то второсортным, а второй сорт недостаточно хорош для него. Но в то же время Мэтт совершенно не жаждал вновь испытать те мучительные, дурманящие, исступленные эмоции еще раз, эмоции настолько же болезненные, насколько сладостные, и когда этот несчастный брак разрушился, всего лишь воспоминания о нем и о молодой предательнице-жене, которую Мэтт обожал, много лет превращали его жизнь в ад.

Правда заключалась в том, что если бы Элиша , была способна занять такое же место в его сердце, как Мередит, Мэтт немедленно порвал бы с ней, как только почувствовал это. Он больше никогда не позволит себе выказать подобную уязвимость, быть таким беззащитным. Ни перед кем. Никогда. Теперь, когда Мэтт приехал в Чикаго, Элиша скорее всего снова заговорит о женитьбе, но в этом случае Мэтт попытается ясно дать ей понять, что об этом не может быть и речи, в противном же случае придется положить конец их восхитительной связи.

Натянув черный смокинг, Мэтт вышел из спальни и направился в гостиную. У него еще оставалось четверть часа до приезда Стентона и Элиши, поэтому он шагнул к дальнему углу комнаты, где на возвышении находились стойка бара и несколько диванов, предназначенных для удобства беседующих. Мэтт выбрал это здание и эту квартиру, потому что внешние стены из толстого изогнутого стекла позволяли видеть с высоты захватывающую дух панораму города. Несколько секунд Мэтт смотрел вдаль, а потом подошел к бару, намереваясь налить себе бренди. При этом он задел рукавом газету, предусмотрительно оставленную дворецким на дальнем столике. Блоки вылетели и рассыпались по полу.