Рай. Том 1

— Местечко вроде этого? Мэтт коротко рассмеялся.

— Ты не изменилась, Мередит. Самая экстравагантная роскошь для тебя все еще нечто обычное.

Полная решимости поддержать хрупкое согласие, установившееся после разговора о мартини, Мередит рассудительно ответила:

— Ты не можешь знать, изменилась я или нет, мы только шесть дней провели вместе.

— И шесть ночей, — многозначительно подчеркнул он, намеренно пытаясь заставить ее снова покраснеть, желая поколебать ее сдержанность, опять увидеть ту нерешительную девушку, которая никак не могла придумать, что ей пить.

Но Мередит, явно игнорируя намек на сексуальные отношения, продолжала:

— Трудно поверить, что мы были когда-то женаты.

— Это неудивительно, ведь ты никогда не называлась моей фамилией.

— Уверена, — возразила она, пытаясь сохранить тон безмятежного безразличия, — что десятки женщин имеют большие права на это, чем я когда-то.

— Похоже на ревность.

— Если это похоже на ревность, — отпарировала Мередит, с усилием держа себя в руках и перегнувшись через стол, — значит, у тебя что-то со слухом!

Невольная улыбка осветила лицо Мэтта.

— Я совсем забыл, как изысканно, в лучших традициях первоклассного пансиона ты выражаешься, когда разозлишься.

— Почему, — прошипела она, — ты намеренно пытаешься втянуть меня в спор?

— Собственно говоря, — сухо заметил он, — я хотел сделать тебе комплимент.

— Вот как, — обронила Мередит. Удивленная и немного польщенная, она подняла глаза на официанта, принесшего коктейли. Они заказали обед, и Мередит решила подождать, пока Мэтт немного выпьет. Может, алкоголь немного успокоит его, когда она объявит новость о несуществующем разводе. Она молчала, предоставляя ему выбрать предмет для разговора.

Мэтт поднял стакан, раздраженный на себя за то, что дразнит ее, и любезно, с неподдельным интересом спросил:

— Если верить светской хронике, ты состоишь в полудюжине благотворительных организаций, любишь балет, оперу и симфоническую музыку. Чем еще ты увлекаешься в свободное время?

— Пятьдесят часов в неделю работаю в «Бенкрофт», — сообщила Мередит, слегка разочарованная тем, что он не читал о ее успехах.

Мэтту все было известно, но его интересовало, действительно ли она такой способный администратор. Правда, он понимал, что сможет определить это из простой беседы с ней. Он начал задавать вопросы о ее работе.

Мередит отвечала — сначала с трудом, запинаясь, потом гораздо свободнее, потому что боялась объяснить истинную причину их сегодняшней встречи и, кроме того, работа была ее любимой темой. Мэтт был настолько проницателен, с таким неподдельным энтузиазмом пытался понять смысл ее работы, что Мередит не успела оглянуться, как выложила все о своих достижениях, целях, успехах и неудачах. Он умел слушать так, что невольно вызывал на откровенность, мог целиком сосредоточиться на том, что ему говорили, словно каждое слово было важным, значительным и весомым. Мередит сама не поняла, когда успела открыть ему, как тяжело было бороться с обвинениями в покровительстве отца, завистью и шовинизмом, царившим в компании и насаждавшимся самим Филипом.

К тому времени, как официант убрал со стола, Мередит успела ответить на все вопросы Мэтта и выпить почти полбутылки заказанного им бордо. Она сознавала, что причина столь необычной для нее разговорчивости кроется в желании оттянуть неизбежный неприятный разговор. Но даже сейчас, когда откладывать его больше не было причин, Мередит чувствовала себя куда спокойнее, чем в начале обеда.

Оба в дружеском молчании рассматривали друг друга.

— Твоему отцу повезло, что ты работаешь на него, — чистосердечно объявил Мэтт. У него не было ни малейшего сомнения, что она чертовски хороший, а возможно, и талантливый организатор. За время беседы он сумел разглядеть в ней преданность долгу, готовность работать до упаду, ум, энтузиазм и, что важнее всего, мужество и сообразительность.

— Это мне повезло, — улыбнулась Мередит. — «Бенкрофт» означает для меня все на свете, важнее этого для меня ничего нет.

Мэтт откинулся на спинку стула, пытаясь постигнуть эту, совершенно неизвестную для него сторону Мередит. Он нахмурился, задумчиво вертя стакан в руках и гадая, почему, черт возьми, она говорит об этих проклятых универмагах, словно о людях, которых любит. Почему карьера — самое важное в ее жизни? Почему не Паркер Рейнолдс или другой такой же приличный молодой человек из общества? Но, кажется, Мэтт знал ответ. Отцу Мередит в конце концов удалось победить — он так безжалостно и умело подавлял ее, что сумел внушить почти полное отвращение к мужчинам. Какова бы ни была причина ее решения выйти за Паркера, она, очевидно, не влюблена в него. Судя по тому, что она говорила и как при этом выглядела, Мередит полностью предана универмагу и только ему.