95  

На шестидесятом этаже секретарь в приемной говорила по телефону и слушала, что объясняет охранник в униформе, выполнявший также обязанности секретаря в вестибюле на первом этаже. Повесив трубку, Валери подошла к секретарше, сидевшей справа.

— Пит Дункан сказал, что серебряный лимузин только что свернул к гаражу, — прошептала она. — По-видимому, это Фаррел.

— Должно быть, серебряный цвет — его любимый, — ответила Джоанна, бросив многозначительный взгляд на серебряную табличку с эмблемой «Интеркорпа», висевшую на стене, отделанной панелями розового дерева.

Две недели спустя после перехода «Хаскелл»в руки Фаррела появилась бригада обойщиков, столяров и плотников под предводительством мужчины, представившегося дизайнером по интерьерам компании «Интеркорп». После их ухода вся огромная приемная, конференц-зал и кабинет Мэтта Фаррела были отделаны заново. Там, где раньше лежали поношенные, выцветшие восточные ковры и стояла мебель темного дерева, в трещинах и царапинах, теперь красовались серебристое ковровое покрытие и современные диваны и кресла с обивкой из бордовой кожи, теснившиеся перед стеклянными журнальными столиками. Всем было известно, с каким упорством Мэтт настаивал, чтобы все его владения были обставлены в одном стиле.

Валери и Джоанна, как и другие секретари на этаже, к этому времени успели хорошо узнать не только капризы и прихоти Мэтта, но и его репутацию безжалостного, жестокого человека. Через несколько дней после того, как компания влилась в «Интеркорп», президент мистер Берн Хаскелл был вынужден раньше времени уйти на покой, как, впрочем, и два старших вице-президента, один из которых был сыном Верна Хаскелла, а другой — зятем. Еще один вице-президент отказался подать в отставку и был уволен. Теперь их кабинеты, расположенные на этом этаже, но в противоположном конце здания, были отданы троим приспешникам Фаррела. Еще трое его людей находились где-то в здании, без сомнения, шпионили за всеми, и если верить слухам, задавали всякого рода нескромные вопросы и составляли списки, скорее всего тех, кого предполагали уволить в ближайшее время.

В довершение всего оказалось, что выживали не только старших администраторов. Секретарю мистера Хаскелла предложили на выбор: работать на одного из служащих рангом пониже или уволиться, и все потому, что Мэтью Фаррел настоял на приезде собственного секретаря из Калифорнии. Это вызвало настоящий фурор и новую вспышку неприязни, среди оставшихся исполнительных секретарей, но трудно описать их чувства при встрече с секретарем Фаррела. Элинор Стерн оказалась тощей, как палка, негнущейся особой с жесткими проволочными волосами, да к тому же настоящей тираншей и пронырой, стерегущей остальных, словно ястреб, и все еще употреблявшей такие слова, как «наглость»и «приличия». Она приходила в офис раньше и уходила позже всех, а когда дверь в ее кабинет была открыта, что случалось довольно часто, могла слышать самый тихий смех или шепот. В таких случаях Элинор поднималась и вставала в дверях с видом разгневанного сержанта до тех пор, пока неуместная болтовня не стихала, а виновные не начинали смущенно ежиться. Именно поэтому Валери подавила вполне естественное желание сообщить остальным секретарям о приезде Фаррела, чтобы те под каким-нибудь предлогом смогли взглянуть на нового босса.

Популярные журналы и желтая пресса представляли его красивым, проницательным мужчиной с утонченным вкусом, который водит компанию исключительно с кинозвездами и европейскими аристократками. «Уолл-стрит джорнэл» писал о нем как о «корпоративном гении, наделенном прикосновением Мидаса». Мистер Хаскелл в день своего ухода обозвал Фаррела «наглым подонком с инстинктами акулы и моралью мародерствующего волка». Джоанна и Валери с нетерпением ожидали его появления, готовые возненавидеть нового босса с первого взгляда. Так оно и случилось.

Тихий звонок лифта прозвучал в безмолвии приемной оглушительным гонгом. Появился Мэтью Фаррел, и атмосфера неожиданно оказалась словно пронизанной электрическим напряжением — так велика была излучаемая им энергия. Загорелый, атлетически сложенный, он быстро направился к ним, размахивая портфелем и читая на ходу отчет. Через руку было перекинуто бежевое кашемировое пальто. Валери нерешительно встала.

— Добрый день, мистер Фаррел, — пролепетала она, но за все усилия получила в награду лишь равнодушный взгляд холодных серых глаз. Короткий кивок — и он исчез, словно ветер, неудержимый, сильный и совершенно равнодушный к простым смертным вроде Валери и Джоанны.

  95  
×
×